Ветер и море - Марша Кэнхем

Несмотря на то что он подчас терпел крайности Сатклиффа и иногда даже соглашался с ним, Адриан с трудом скрывал свое отвращение и неуважение к Дженнингсу. Бывали моменты, когда несправедливость и жестокость, доставлявшие наслаждение его новому командиру, разжигали в Адриане такой гнев, что он испытывал искушение пожертвовать тем, что осталось от его карьеры, ради удовольствия почувствовать, как его руки сжимаются на горле Дженнингса, и только Мэтью Рутгер, его друг и соратник на протяжении почти половины жизни, проведенной на море, удерживал его от безумной выходки. Сияющая улыбка Мэтта в день прибытия Баллантайна на борт «Орла» была единственным лучом света в мрачный день, но темнота сгустилась еще сильнее, когда Дженнингс ясно дал ему понять, что не согласен с решением трибунала и считает своим личным долгом исправить допущенную судом ошибку.

Возможно, именно поэтому мысли Адриана с пугающей регулярностью обращались к плантациям, которыми Баллантайны владели в Виргинии, – к огромным табачным полям, акрам белоснежного хлопка и всем удобствам и роскоши, которые обеспечивало накопленное поколениями богатство. Этой империей управляли его отец, Сэмюел Баллантайн, и брат Адриана – Рори, но для Адриана тоже было отведено в ней место. Он мог уладить разлад в семье, возникший из-за его желания стать независимым, мог остаться в Америке, жениться на приличной девушке из хорошей семьи и вырастить кучу воспитанных, образованных детишек, которые помышляли бы убежать из дома в море не больше, чем лечь на пути несущихся диких лошадей.

Во время последнего приезда Адриана домой его отец был нездоров и впервые за шестьдесят три года своей тяжелой жизни выглядел стариком. Он вытянул из Адриана обещание подумать – просто подумать – о том, чтобы оставить флот; и это обещание теперь не казалось лейтенанту таким уж невыполнимым. Недавний захват Змеиного острова не оставлял сомнений в том, что команду «Орла» и его офицеров ожидают почести, и эти события могли даже рассеять облако немилости, которое до сих пор висело над головой Адриана после военного суда. А с поимкой и наказанием Дункана Фарроу война почти наверняка быстро закончится.

Эдвард Пребл, командующий эскадрой, пробыл на Средиземном море меньше года и за одиннадцать месяцев сделал больше для разгрома паши Юсефа Караманли, чем два его предшественника за три предыдущих года. Если другие командующие довольствовались видимостью блокады и случайными сердитыми взглядами в сторону Триполи, то коммодор Пребл вел с ним непримиримую борьбу. Он перехватывал суда с зерном и торговые корабли, везущие крайне необходимые для Триполи боеприпасы и оружие, и преследовал нанятых пашой вооруженных помощников. Змеиный остров был последней серьезной военной базой паши, и его уничтожение очистило бы путь для нападения на Триполи. Без наемников и корсаров Караманли мог только сыпать проклятиями и размахивать кулаками.

В последние пять лет подвиги Дункана Фарроу стали легендой на всем Средиземном море. Его корабли «Дикий гусь» и «Ястреб» не знали поражения в морских сражениях, а его жертвы заявляли, что никогда не встречали более безжалостного и коварного врага. Люди Фарроу были ветеранами моря, не знающими страха, а их командир – блистательным тактиком и мастером хитрых уловок. И Фарроу, и его первый капитан Гаррет Шо были особенно беспощадны, когда дело доходило до атаки и захвата торговых кораблей, – и тогда страстная защита Кортни действий своего отца полностью опровергалась официальными донесениями. В некоторых случаях команды таких кораблей передавались в руки Юсефа Караманли, и он распоряжался ими по своему усмотрению: офицеров в большинстве своем освобождали за выкуп, а простых матросов продавали в рабство. Правда, ни одну американскую команду такая участь не постигла, но тогда не было американских торговых судов, имевших несчастье стать для семейства Фарроу желанным трофеем. Дункану Фарроу, видимо, вполне хватало богато груженных французских грейдеров, и их он выслеживал с настойчивостью, достойной лучшего применения.

Но Фарроу был только одним из нескольких свирепых корсаров, нанятых пашой для помощи в войне против единственной страны, чей президент посмел отказаться платить дань, чьи корабли посмели пользоваться средиземноморскими путями, ничего не платя за это, и чье морское ведомство посмело послать военные корабли защищать право на проход по морю.

Командующий эскадрой Эдвард Пребл, получив недавно публичное оскорбление, теперь демонстрировал всем, что отныне он будет непоколебим в своих намерениях привести американские военные силы к полной победе. Он не только превратил молодых, необученных офицеров в команду умелых, опытных бойцов, но и создал разведывательную сеть, которая охватывала все главные порты побережья Северной Африки: Танжер, Оран, Алжир, Тунис и даже сам Триполи. Благодаря этой сети Пребл отслеживал почти все передвижения Караманли, его снабжение боеприпасами, его стратегические планы и, таким образом, мог наносить удары по наиболее чувствительным местам.

С помощью всего лишь одного осведомителя он регулярно лишал пашу помощи его наемников, самым известным среди которых был Дункан Фарроу.

Какова была бы реакция надменной Кортни Фарроу, если бы она узнала, что команда ее отца может похвастаться самым высокооплачиваемым информатором на всем побережье Северной Африки? Этот человек не только продал конкурирующие банды корсаров, которые совершали нападения на торговые суда в Средиземном море, но и заманил в ловушку Фарроу и Шо и организовал атаку, уничтожившую крепость Змеиного острова. Личность этого человека сохранялась в строгой тайне, знали только его кличку: Морской Волк. Не было известно, удалось ли Морскому Волку спастись из ловушки, устроенной для «Ястреба» и «Дикого гуся», или он был среди защитников Змеиного острова – никто не мог сказать, взят ли он в плен, убит или сбежал.

Одно было известно наверняка: если бы не идея шпионажа и предательства, набившая оскомину человечеству, и не алчность Морского Волка, коммодору Преблу не удалось бы поймать семейство Фарроу, не заплатив ужасную цену человеческими жизнями.

Баллантайн, прищурившись, смотрел на красное заходящее солнце, пока оно не растаяло на блестящей поверхности воды, потом, бросив за борт окурок сигары, следил, как он погружается в пенящийся поток за бортом «Орла», и наконец, кивнув рулевому и отдав последние приказы, покинул мостик.

Присутствие на борту девушки здорово осложнило ему жизнь. Не было ни малейшей надежды, что он сможет достаточно долго скрывать ее пол и родство с Дунканом, тем более что Кортни проявляла упрямство по любому поводу. В свои девятнадцать лет она уже не была ребенком и вполне сознавала последствия той жизни, которую выбрала. Несмотря на невольное восхищение храбростью и силой духа Кортни, Адриан не собирался ставить ее безопасность выше своей карьеры. Ему следовало указать ей ее место и проследить, чтобы она там оставалась, или отправить в трюм, не думая о том, чем это для нее закончится.

Когда он вошел в лазарет, ни Мэтью, ни Кортни он там не обнаружил, и в течение примерно часа они так и не появились. Мэтью не было ни в его каюте, ни в офицерской кают-компании, не было его и среди остальной команды корабля на нижней оружейной палубе, где устраивались вечерние тараканьи бега. Баллантайн вернулся в свою каюту в таком бешенстве, что с силой захлопнутая дверь от удара открылась, а спавший на кровати человек, приглушенно вскрикнув, сел на койке.