Стеклянная невеста - Ольга Орлова

От девочек я узнала многие подробности ее так называемых романов. Многое из рассказанного было, конечно, преувеличением, но и того, что можно было назвать правдой, было достаточно для неприязни. Во всяком случае, с моей стороны. Впрочем, в последние годы, обучившись танцам, Катя перестала спать со всеми подряд. Тем не менее все приходили к выводу, что портовая шлюха, обучившаяся ремеслу в турецком борделе, такой останется до самой смерти.

Я лично, понимая, что наш курятник просто пользуется возможностью лишний раз расклевать очередную жертву, тем не менее не могла побороть в себе глухую неприязнь к ней. И было за что.

На следующий день после того, как в моем присутствии Граф разделался с Пашей Маленьким со товарищи, я приехала в клуб пораньше. Я еще не отошла от происшедшего накануне, и волнение, которое я испытывала, приписывала лишь необычности событий, заверченных вокруг меня. Я тогда еще не поняла, что уже полюбила Графа.

Итак, я летела в клуб, ожидая… Ничего конкретного я не ожидала, я говорила себе: «Не надо волноваться, надо быть спокойной, надо излучать ледяное спокойствие. Ничего не произошло, хватит биться, словно синичка в клетке», — обращалась я к своему сердцу. Петр Иванович, наш швейцар, с самого моего появления в клубе тепло относившийся ко мне, с улыбкой поздоровался со мной, но, кажется, я не ответила. Чем больше я старалась себя успокоить, тем глубже захватывало дыхание.

Меня остановил на лестнице Аркадий Николаевич и строго сказал, морща лысый лоб, чтобы я зашла в кабинет хозяина и навела порядок после вчерашнего. Некого послать, все заняты, а я, мол, в чем-то участница событий.

Задание меня немножко удивило, уборка не входила в мои обязанности, но я обрадовалась лишней возможности оказаться ближе к Графу и сразу направилась на второй этаж к нему в кабинет.

— Там уже Катя Воронцова, она знает, что делать. Вы поступаете в ее распоряжение, — крикнул мне вслед Аркадий Николаевич.

Я оглянулась, удивленная его строгим голосом. И он повторил уже размереннее, но так же строго:

— Выполняйте все ее распоряжения. И учтите, если надо, то и уборкой следует заниматься. У нас такие правила.

Я его не поняла. Вернее, не поняла его тон, но в кабинете все мне стало ясно. Вероятно, мне хотели дать понять, что произошедшее накануне никак не должно отразиться на моем месте в клубе. Катя была настроена очень решительно и стала буквально гонять меня. Я была удивлена, но решила не спорить.

Когда я мыла пол, причем без швабры, по старинке, ползая по полу, вошел Граф. Рассеянно поздоровавшись и даже не посмотрев в мою сторону, он прошел в другую комнату. Катя стала покрикивать на меня. Я не отвечала, погруженная в свои мысли. А мысли мои были совсем безрадостные.

Еще совсем недавно, полчаса не прошло, я летела, как на крыльях, в этот ночной клуб, а сейчас все валилось у меня из рук, все казалось ужасным, как моя судьба.

Вошел в кабинет Граф и только сейчас заметил меня. Он приостановился, удивленно посмотрел, но тут же собрался и прошел к своему креслу, откуда вспорхнула навстречу ему расположившаяся там ранее Катя. Она с ходу поцеловала его в щеку, на мгновение повисла на шее, стала радостно что-то говорить, сама себя перебивая. И все это время она продолжала, уже демонстративно, покрикивать на меня. Даже назвала меня неумехой. Лицо у Кати раскраснелось, она торжествовала, упивалась возможностью унизить меня в присутствии Графа. Конечно, весь клуб уже знал о том, что произошло вчера, и Кате надо было во что бы то ни стало показать всем, что вчерашнее ничего не значит, что Граф продолжает благоволить к ней, а я зарвалась.

У нее получалось.

— Под столом не забудь подтереть. Видишь, сколько там пыли. Ты что, никогда полы не мыла? Вот неумеха! — засмеялась она, обращаясь к Графу.

Я сквозь слезы, которые невольно навертывались мне на глаза, заметила, что Граф равнодушно наблюдает за всем происходящим. Он сидел в кресле, на подлокотнике устроилась Катя, полуобняв его за шею, — все как вчера. Граф бесстрастно смотрел, как мне приходилось ползать по полу, и, наверное, посмеивался надо мной вместе со своей любовницей. Мое сердце было готово разорваться, я продолжала протирать эти полы, зная, что сегодняшний день — последний, что завтра я уже ни за что не приду сюда, ни под каким предлогом, ни за что!

— Что ты там возишься, тебе ничего поручить нельзя, русалка! — презрительно сказала Катя.

Я подняла глаза и посмотрела на Графа. Он смотрел на меня. Я готова была разрыдаться, силы уже изменяли мне, в глазах мутилось. Неужели и он участвует во всем этом? В этот момент мое горе казалось невыносимым. Никогда в жизни я не испытывала такие мучения.

И вдруг я отрезвела: что это со мной? Я — без пяти минут журналистка, выпускница одного из лучших университетов мира, дочь богатого человека, сейчас живущего в Париже, и я страдаю из-за того, что какой-то бандит предпочитает обжиматься с портовой проституткой! Да кто они и кто я?!

— Взяла бы тряпку и показала, как надо полы вылизывать, — сердито сказала я. — Указывать все горазды.

— Ах, вот ты как заговорила! — воскликнула Катя. — Мы, значит, быдло, а она, русалка, аристократку изображает!

— Пошла вон! — вдруг тихо сказал Граф.

Я замерла, настолько его голос был пронизан презрением. Потом выпрямилась и испуганно посмотрела на него: неужели это он мне!

Граф смотрел в какую-то точку на стене. Медленно повернув голову к Кате, он повторил:

— Пошла вон!

Катя выбежала из кабинета. Граф встал с кресла и подошел ко мне. Он взял мою руку. Я, думая только о том, что она мокрая и грязная — моя рука, хотела вырвать, но Граф не дал. В глазах его было столько нежности!

— Извини меня, маленькая, это моя вина. Но я обещаю, что ноги ее не будет в клубе!

Вот так. Мне надо было уже идти готовиться к номеру. Он проводил меня до двери. В гримерную я летела, как на крыльях. Душа моя была переполнена счастьем. Я никак не предполагала, что его слова, его глаза, наполненные сочувствием и нежностью, произведут на меня такое впечатление. Мне сейчас больше ничего и не надо было.

После всех этих событий, которые стали известны всем, отношение ко мне изменилось. Как-то само собой считалось, что я теперь, словно известная актриса или примадонна в театре, могу позволить себе некоторые вольности. Роль фаворитки хозяина была расписана задолго до моего появления. Аркадий Николаевич начал было здороваться со мной преувеличенно почтительно, хотя и с плохо скрытой насмешкой. А Верочка рассказала, что Катя при ней просила Аркадия Николаевича прислать меня убирать в кабинете.

— Аркадий Николаевич под каблуком у своей благоверной. А нас, девушек в клубе, он вообще за людей не считает, — говорила Верочка. И добавила, ласково и тревожно щуря глаза: — Он вообще пользуется любой возможностью унизить каждую из нас, ему это, наверное, удовольствие доставляет.