Робинзоны Космоса - Франсис Карсак

— Для меня это еще удивительнее, — отозвалась Мартина. — Я работала над диссертацией, в которой доказывала несостоятельность теории изогнутого пространства. И вот на опыте убедилась в ее справедливости!

Мы прошли уже полпути, когда завыла сирена тревоги.

— Черт, опять эти проклятые твари! Скорее в убежище!

Такие убежища от гидр стояли теперь почти всюду, и ближайшее было от нас метрах в тридцати. Мы припустились бегом, не думая о самолюбии, хотя на этот раз у меня, кроме ножа и револьвера, был с собой автомат. Заставив Мартину войти внутрь, я остался на пороге, изготовившись для стрельбы. Сверху покатились камешки, а следом за ними передо мной появилась черная фигура кюре.

— Ах это вы, мсье Бурна! Откуда летят гидры?

— Наверное, с севера. Сирена дала только один сигнал. Входите в убежище!

— Господи, когда только мы избавимся от этих адских созданий!

— Боюсь, что не скоро. А вот они и пожаловали! Спрячьтесь, у вас ведь нет оружия.

Высоко над нами появилось зеленое облачко. Совсем рядом с ним, но немного ниже в небе вспухли черные клубочки — разрывы ракет.

— Недолет! Ого, а вот это уже лучше!

Следующий залп угодил прямо в середину стаи, и через несколько секунд сверху начали падать клочья зеленого мяса. Оставив дверь полуоткрытой, я нырнул в убежище: даже после смерти гидры кожа ее причиняет жестокие ожоги.

В убежище Мартина беседовала с кюре, поглядывая в окошко с толстым стеклом. Гидры, словно сообразив, что в стае им оставаться опасно, пикировали группами по две-три штуки. Сквозь полуотворенную дверь я видел, как они вились над паровозом нашей узкоколейки; машинист в своей закрытой кабине был в безопасности. Внезапно я расхохотался: струя пара взвилась над паровозиком, и перепуганные гидры бросились врассыпную. Я все еще смеялся, оглядываясь вокруг. Внизу, в деревне, трещали выстрелы и на площади у колодца уже валялось несколько сбитых гидр. Внезапно какая-то тень закрыла небо. Я прыгнул в убежище и захлопнул за собой дверь; гидра пролетела над самой крышей. Прежде чем я успел просунуть свой автомат в бойницу, она была уже далеко.

Возглас Мартины заставил меня вскочить:

— Жан, скорее сюда!

Я бросился к окошку: к нам со всех ног бежал мальчик лет двенадцати, а за ним гналась гидра. До убежища оставалось еще метров полтораста. Несмотря на смертельную опасность, мальчишка, видимо, не растерялся: он бежал зигзагами, умело используя деревья, которые мешали его преследователю. Вся эта сцена мелькнула передо мной, как при вспышке молнии; в следующее мгновение я уже был снаружи. Гидра набрала высоту и теперь пикировала.

— Ложись! — закричал я.

Мальчик понял и прижался к земле; гидра промахнулась. Я дал по ней очередь в десять выстрелов на расстоянии пятидесяти метров. Чудовище подскочило в воздухе и снова развернулось для нападения. Я вскинул автомат, взял прицел на тридцать метров; после второго выстрела ствол заклинило. В чехле у меня был запасной ствол, но поставить его я бы уже не успел. Отбросив автомат, я выхватил револьвер. Гидра приближалась.

И тогда мимо меня пронесся пыхтя наш толстячок кюре в своей развевающейся сутане. Так быстро он, должно быть, не бегал ни разу в жизни! Гидра спикировала, но кюре успел раскинуть руки, прикрыть малыша и принять смертоносный укол на себя…

За эти секунды я сменил ствол и с расстояния десяти метров выпустил очередь за очередью, пока мертвое чудовище не рухнуло на тело своей жертвы.

Я огляделся: других гидр поблизости не было, да и в деревне стрельба затихла; лишь высоко в небе плыло несколько зеленых пятен. С трудом освободил я труп кюре — один грамм яда гидры убивал быка, а чудовище за раз впрыскивало кубиков десять, если не больше! Мартина легко подняла мальчугана, потерявшего сознание, и мы пошли к деревне. Жители опасливо отпирали забаррикадированные изнутри двери. Мальчик очнулся, и, когда мы его передали матери, он уже мог идти сам.

На площади у колодца нам повстречался мрачный Луи.

— Скверный день, — сказал он. — У нас двое убитых — Пьер Эвре и Жан-Клод Шар. Они не ушли в убежище, чтобы удобнее было стрелять…

— Трое убитых, — поправил его я.

— Кто третий?

Я объяснил.

— Жаль. Признаться, я не люблю священников, но этот погиб смертью храбрых. Надо похоронить всех троих с почестями.

— Делай как хочешь, мертвым это уже безразлично.

— Нужно поднять настроение живых. Многие в панике, несмотря на то что мы сбили тридцать две гидры.

Из зала Совета я позвонил дяде, чтобы он о нас не беспокоился. На следующий день состоялись похороны, на которых Луи произнес надгробную речь, прославляя героизм трех погибших.

С кладбища мы ушли с Мартиной и Мишелем. На полевой тропинке, куда мы свернули, чтобы сократить путь, нам попался труп гидры; огромная тварь длиной более шести метров, не считая щупалец, загромождала дорогу. Пришлось ее обойти. Мартина была бледна как мел.

— Что с тобой, сестричка? — спросил Мишель. — Опасность уже миновала.

— Ах, Мишель, я боюсь! Этот мир слишком страшен и жесток! Эти зеленые чудовища убьют нас всех!

— Не думаю, — сказал я. — Наше оружие улучшается с каждым днем. Если бы вчера мы были чуть-чуть поосторожнее, все обошлось бы без жертв. В сущности, индейцам в джунглях грозит гораздо большая опасность от тигров и змей…

— От яда змей есть противоядия, а тигры есть тигры, обыкновенные звери, которые не очень отличаются от нас. Но эти зеленые пиявки, которые переваривают тебя в твоей собственной коже… какой ужас! Я боюсь, боюсь… — закончила Мартина чуть слышно.

Мы утешали ее как могли, но, придя в деревню, убедились, что в утешении нуждалась не одна она. Подъехал состав вагонеток с рудой, и машинист вышел поболтать с крестьянином. Тот говорил:

— Тебе-то на все наплевать. Сидишь в своей кабине, запрешься и поглядываешь. А мы… пока вернешься с поля, пока загонишь быков и залезешь в убежище… нас эти твари успеют убить десять раз! Конечно, сирены, да что в них толку? Они всегда орут с опозданием. Ей-богу, как идти в поле, я теперь каждый раз молюсь! Только дома спокойно, да и то не очень…

Подобных разговоров мы наслушались в тот день досыта. Заколебались даже рабочие завода, хотя и работали в укрытии. Если бы гидры нападали ежедневно, я не знаю, чем бы все это кончилось. Но, к счастью, до самой великой битвы они больше не появлялись. Люди постепенно пришли в себя, и нам даже приходилось время от времени устраивать нагоняй слишком беспечным наблюдателям.

К тому времени, когда я разработал план экспедиции, мне стало ясно, что я люблю Мартину. Каждый вечер мы с нею поднимались к дому моего дяди, где вместе обедали. Иногда нас сопровождал Мишель, но обычно он приходил один, раньше. Я делился с Мартиной своими замыслами, и она мне дала немало полезных советов. Незаметно от деловых разговоров мы перешли к воспоминаниям.