Табу. Разбитые судьбы - Екатерина Сокольская

— Маша будет первоклассным специалистом, — Пашка улыбнулся, чуть сжав мою ладонь. Своим теплом пытался передать, что рядом. Что не оставит.

Я была благодарна ему, но не смогла расслабиться. Внимательные взгляды хозяев давили. Мне хотелось вдохнуть хоть немного свободы. Хотелось выбежать из дома и побыть одной.

После напряжённого обеда мы расположились в креслах у того самого камина. Устав разглядывать шкуру непонятного зверя, я решила по-тихому слинять.

— Татьяна Алексеевна, не подскажите, где туалет?

— Машенька, прямо по коридору на первом этаже, — она снова криво улыбнулась, но взгляд так и остался холодным.

Оставшись наедине с собой, я тяжело выдохнула, расслабляя вытянувшийся, как струна позвоночник. Всё не так плохо. Говорят же, как себя настроишь, так и будет. Настроила я себя, что не понравлюсь его родителям, вот и ищу подвохи там, где их нет. Да. Они относятся ко мне настороженно. Их можно понять. Единственный горячо любимый сын привёл в дом девушку. Ещё и какую… Я посмотрела в зеркало. Коснулась пальчиком рубца и аккуратно провела по нему. По коже прошлись мелкие мурашки воспоминаний. Не дав себе погрязнуть в них, включила холодную воду и умылась.

Я справлюсь. Тогда справилась, а сейчас и подавно. Грубости родители Пашки себе не позволяли. Вели себя вежливо. Нужно перестать видеть везде неприязнь и обман. Но проще сказать, чем сделать.

Возвращалась я в чуть более приподнятом состоянии. Не бросалась с объятиями и криком «мама!», но и не вечно подозрительной мегерой. Всё-таки, если наши отношения с их сыном зайдут чуть дальше, то мне нужно будет с ними как-то находить общий язык.

— Сынок, ты уверен? Ты спешишь как-то очень. Вы же совсем мало знаете друг друга, — озабоченный голос Татьяны Алексеевны заставил остановится за углом и заняться непотребством. А точнее — подслушивать.

— Мам, ну я же не маленький… Маша очень хорошая девушка. Правильная. Она мне подходит, — в голосе Пашки проскользнули чуть плаксивые нотки.

— Ну всё же. Куда ты торопишься? Привёз знакомить нас. Ты же знаешь сколько девушек вьётся вокруг тебя. Вон Анька чего стоит. Она и образована, и умна, и отец не последний человек.

— Мааам. Ну хватит мне её сватать. Я сам разберусь, — уставший голос Пашки говорил о том, что разговор этот далеко не первый и явно не последний.

— Ты мать слушай, а не глаза закатывай. Поживешь с наше, тогда поймёшь. И ты видел её шрам? Ужас какой! Да все вокруг будут осуждать и шептаться… А вдруг это болезнь? Ты проверял её медкарту? Вдруг заразно?

На мгновение закрыв глаза и тяжело вздохнув, я чуть успокоила вспышку гнева. Думала, что меня давно не волновало чужое мнение… Как легко судить человека, не зная его. Не зная его судьбу.

— Заразен здесь только ваш идиотизм, Татьяна Алексеевна, — я вышла из-за угла.

Женщина с округлившимися от неожиданности глазами вцепилась в подлокотники кресла как та горгулья на здании Нотр-Дам. Глава семейства всё так же сидел с газетой, только поднял седую бровь от удивления. Пашка вскочил, не зная или меня успокоить, или матери за валидолом бежать.

Зачем быть камнем преткновения в семье? Любой здравомыслящий человек в таком случае выберет родителей. А унижаться ещё больше мне не хотелось. Я слышала достаточно и достаточно терпела. Даже, ради Пашки. Это слишком. Уверенным шагом я прошла в прихожую, накинула свою куртку и обулась.

— Маш, стой! Ты куда?

— Видела пруд недалеко. Прогуляюсь. ОДНА прогуляюсь, Паш. Повесь куртку наместо. Как в город соберёшься позвони. Спасибо за гостеприимство, — я смерила ледяным взглядом семейку и вышла на улицу, хлопнув дверью.

Глава 17. Маша

Оказавшись за пределами вражеской территории, я почувствовала себя легче. Злости и презрения к словам той женщины во мне не было. Скорее какая-то тоска. Тоска по той жизни, которая могла бы быть. По той жизни, которую я иногда фантазировала перед сном одинокими ночами в холодной пустой постели. Там я была счастливой беззаботной девушкой, у которой есть любимый мужчина. Он всегда рядом и готов перегрызть глотку любому, кто посмеет меня обидеть.

В этой реальности я одинока. Приходилось самой отвечать на колкости «недалеких» людей. Здесь я должна все свои истинные чувства держать под маской сдержанности. Делать вид, что их слова меня не ранят. Но это не так. Как бы я ни обманывала себя, но спустя столько лет мне всё ещё больно от их косых взглядов, от глупых слов, брошенных иногда без злого умысла. Вот поэтому я не спешила сближаться с людьми.

Ошибки прошлого каждый раз возникали в памяти. Воспоминания снова и снова терзали меня стоило только расслабиться. Но больше такого не повторится. Я никого не подпущу настолько близко. Каждый, раз наступая на одни и те же грабли, можно оказаться в травматологии. Или в кабинете у психолога.

Частные домики остались позади. Я медленно брела в сторону небольшого пруда. Свежий воздух приятно освежал легкие, вырываясь еле заметным облачком пара. Почти настоящая зима.

Еще на подъезде, я заметила этот пруд, так напоминавший мне дом. Небольшой лесок с одной стороны, проселочная дорога с другой. Крыши домов, торчащие неподалёку. Я решила пойти к нему. Привести мысли в порядок.

Знакомство прошло ещё хуже, чем я представляла. Но лучше уж знать, что на самом деле о тебе думают, чем пребывать в счастливом неведении. Видеть доброжелательную улыбку на лице, не зная, какое отвращение в груди у человека — намного хуже правды.

И о чём только я думала? Надеялась, что смогу жить, как все? Бред. Я никогда не была такой, как все. И дело даже не в шраме. Я бы могла давно избавиться от него, но он не давал забыть о том предательстве, шрам от которого настолько глубоко внутри, что никакой врач не поможет. Глядя на себя, я вспоминала, что в жизни нельзя верить никому, даже самому близкому. Шрам не позволял забыть, что любовь лишь обман.

На асфальте местные ребятишки, видимо, приезжающие к бабушкам, начертили «классики». Мел местами был припорошен снегом. Я вспомнила своё беззаботное детство. До всего этого. До встречи с Митькой. Удивительно, как может один человек перечеркнуть судьбу другого, оставив вместо сердца камень. Мне бы давно пора просто стереть те воспоминания и быть обычным человеком. Но каждое утро на меня в зеркало смотрела не красивая рыжая девушка, а то «чучело-мяучело» из советского мультика, которое все презирают просто за то, что он есть. Быть может, это я