Тайное оружие Берии. «Собачий спецназ» НКВД - Юрий Любушкин

…Вся наша действующая агентура на восточном направлении нацелена на выявление таких центров диверсионной подготовки. Задача осложняется сверхбдительным (снова подчёркнуто красным карандашом) несением службы частей НКВД п о обеспечению охраны тыла Красной Армии, которые задействованы на охране режимных и военных объектов русских, а также непосредственно несут охрану и оборону ближайшего армейского тыла русских вдоль всей линии фронта. Постоянная смена документов, пропусков, особые знаки и пометки в них (иногда меняются несколько раз в течение дня) значительно затрудняют работу всей нашей агентуры. В связи с чем агентура и диверсанты в тылу русских (из числа лиц славянского происхождения) несут значительные потери. Выявляются русским НКВД и задерживаются. При оказании сопротивления, в том числе и вооружённого, уничтожаются на месте. Когда же после длительного исчезновения снова выходят с нами на связь (радиообмен или через действующую резидентуру), не факт, что они перевербованы русскими спецслужбами. На дополнительную тщательную проверку и перепроверку таких лиц необходимо время и дополнительные средства.

…Как уже отмечалось выше, ведомственная принадлежность спец. отрядов русских (собаки–минёры) не установлена к н. времени, т. к. на передовой представители особых отделов бдительно следят (видимо, получив строжайший приказ свыше по своему ведомству) за солдатами и офицерами, и какие‑либо контакты с представителями спецгрупп на передовой запрещены. Последнее соблюдается русскими неукоснительно.

Запланированные и тщательно проведённые операции по захвату и допросу военнослужащих из таких спецотрядов не дали должного результата, даже когда координировалось действие нескольких диверсионных отрядов Абвера одновременно.

Русские храбро и отчаянно сопротивляются в таких боестолкновениях, т. к. врасплох застать их практически невозможно. Необходимо учесть главный фактор – прекрасно обученных и выдрессированных собак, определяющих «чужого» на значительном расстоянии в любое время дня и при любой погоде. Наши диверсионные отряды в боестолкновении несут существенные потери и вынуждены в спешке отступать (благо никогда не преследуются) или практически полностью уничтожаются русскими. Наши потери (диверсионные отряды Абвера на Восточном направлении) за последний месяц значительны. Отдельная справка с картами–схемами и подробным анализом каждого боестолкновения, равно как и подробные планы операций, прилагаются.

…С учётом всего вышеизложенного прошу выделить дополнительные силы и резервы для проведения утверждённых вами спецопераций.

Начальник Восточного

направления Абвера,

генерал лейтенант

фон………………,

Smolensk, Россия,

«____» октября 1941 г.

Резолюция

Справка составлена детально. Имеются весьма и весьма существенные факты, подробно характеризующие специфику функционирования и режим секретности русских спец. отрядов с собаками–минёрами. Но… Практическая сторона дела желает лучшего…

В н. время, как никогда, необходимо в кратчайшие сроки максимально активизировать боевую работу наших диверсионных отрядов – поимка русских спецотрядовцев или их полное истребление. Максимально! (Слова «максимально» в обоих случаях подчёркнуты красным карандашом).

С учётом потерь дополнительные силы и средства будут выделены незамедлительно и доставлены в Ваше распоряжение военно–транспортной авиацией. Личный состав вновь прибывших диверсионных подразделений Абвера, с ходу задействовать по делу…

Всех отличившихся в последних боестолкновениях с русскими представить к награждению Железными Крестами.

Адмирал фон

Канарис

Берлин, Штаб–квартира

Абвера.

«___» октября 1941 г.

Один из инструкторов по огневой подготовке, хмурый и неулыбчивый старлей, бывший командир танковой роты, присланный в учёбку в августе, после боев под Ельней зло бросал им:

— Башку ниже пригибай! Ещё ниже! Не стесняйся, кланяйся в полный рост. Ну, что ж ты так, лейтенант?! На войне – ты уже убит! А ну давай по новой! Живо!..

Он вечно был ими недоволен и раз по двадцать заставлял делать и переделывать то, что они, как им казалось, и так делали на отлично.

— Эх вы, сосунки необстрелянные, – осаживал он самых ершистых, пытавшихся спорить с ним. – Хоть и погранцы все бывшие, но помните: фашист в бою ни секунды оплошности не пропустит. Ни мгновения! Фашист – вояка матёрый. Зарубите это себе на носу!

В слово «матёрый» он вкладывал всю злую обиду и горечь бесславных поражений первых месяцев войны.

— Ничего, на фронте они с вас всю дурь и спесь вышибут. Будете солдатами, а не барышнями кисейными. Там науку ненависти быстро постигаешь, в считанные дни. А на нет и суда нет, – мрачно подытоживал старлей.

Похвалы от него точно не дождёшься. Днём с огнём не сыщешь. Только бессчётные придирки и нарекания. Но ехидной не был угрюмый старлей. Выговаривал зло и с солёными фронтовыми прибаутками – на столько нелепых смертей по элементарной людской неосторожности и глупости насмотрелся за эти первые месяцы войны, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Но обиды на него никто не держал. В душе соглашались: а ведь прав старлей, прав. Все по справедливости. А характер неуживчивый, ну так что ж… Зато других достоинств в избытке.

Только бы за одно все прощалось ему: стрелял он, как бог, из любого оружия и о танках знал все до последнего винтика и заклёпки на броне. Но даже не это было его главное достоинство. Два ордена Красной Звезды, что само по себе было нонсенс в сорок первом, говорили о многом. Выходит, геройский мужик был командир танковой роты, человек большого мужества и отваги.

Незадолго до их отправки на фронт он, видимо, предчувствуя скорое расставание, разоткровенничался на одном из перекуров:

— Вот вы все фашисты, фашисты… Какие они? А что на них смотреть?! Бить их надо, сволочей! Патроны кончились – бей прикладом. В труса не играй! Приклад в щепки – грызи зубами, пока можешь, пока силы есть. Пусть, гадина, первым издохнет. А ты за следующего принимайся.

…После одного тяжёлого боя мы в тыл ненадолго отошли за пополнением. Счастье нежданно–негаданно привалило. Тридцатьчетверок нам подбросили. Возвращаемся к вечеру через сожжённую деревню, наши её только что отбили. Бабка какая‑то машет нам: мол, сюда, сюда… Я танк приказал остановить, вся рота встала. Двигатели на холостых оборотах порыкивают. Спрыгнул на землю:

— В чем дело, бабуся?

А она только шамкает беззубым ртом:

— Сыночки, милые… Там они, там… А эти, изверги окаянные, их из пукалок, огнём. – И в слезы. – Ой, не могу…