Женщины Парижа - Летиция Коломбани

Имя Сальма на арабском языке означает «полноценная, с хорошим здоровьем». Своим именем она очень гордилась. Она рассказывала, что в ее краях женщины обычно лишены своих имен, своей идентичности. В афганском обществе те, кто не принадлежит к семье, не обязаны знать имен соседских женщин. Их зовут по именам мужей. Она либо «жена такого-то», либо «дочь такого-то», либо его сестра. В сомнительных случаях просто «женщина». У афганок вовсе нет своего места в общественном пространстве. Особенно актуальна эта традиция в сельской местности, где живет три четверти населения. И везде женщины этим недовольны, они борются за признание их идентичности, борются за свое право на существование.

Здесь, во Дворце, Сальма не была ни «сестрой», ни «дочерью». Она была просто самой собой – Сальмой. Она твердо стояла на ногах, и ей это очень нравилось. И она чувствовала огромную признательность по отношению к стране, которая приняла ее в свое лоно.

После десяти лет жизни во Дворце Сальма приобрела совсем другой статус. Теперь она была полноценной служащей – профессиональной ассистенткой – так называлась ее должность. На нее брали только тех работниц, которые имели личный опыт. По словам директрисы, у Сальмы был «уникальный личный опыт». Под этой размытой формулировкой скрывался тот факт, что она прекрасно понимала все муки, связанные с бродячей жизнью, со скитаниями по чужим землям, с нищетой, оторванностью от родных мест. То, что она пережила лично, имеет огромную ценность, сказала директриса, и Сальма даже этому удивилась. Она окончила специализированные курсы, после чего подписала трудовое соглашение, первый официальный документ в ее жизни.

Теперь Сальма уже не живет во Дворце. У нее собственная квартира, хорошая зарплата и почетная должность. И она очень благодарна за это судьбе. Она стала частью того мира, о котором всегда мечтала, мира тех, кто трудится, иными словами, приносит пользу и способствует движению общества по пути прогресса.

Ей трудно определить, что она чувствует, когда снова оказывается за стойкой приемной. Кстати, стойка осталась той же, что и двадцать лет назад. Вообще в приемной мало что изменилось, хотя недавно там сделали ремонт. Все то же расписание мероприятий, те же кресла для гостей. Она словно видит себя там возле матери с единственным чемоданом – их багажом, сохранившимся за время странствий. Их путешествие длилось много месяцев, и они очень устали.

Теперь она здесь фактически всем заправляет. Через нее проходят все прибывающие и уезжающие. Она принимает людей, дает им инструкции, выслушивает, так же как в свое время принимали, инструктировали и выслушивали их с матерью. Во Дворце она пользуется всеобщим уважением. Здесь Сальма обрела истинное спасение. И она хотела бы отплатить Дворцу от души, всем тем добром, которое подарила ей судьба.

Отныне главная – это она. Да, это она, говорит Сальма с гордостью. Она – хранительница Дворца.

В ту ночь Солен так и не смогла заснуть. Слишком много эмоций, слишком много мыслей не давали ей покоя. Она подумала о том, что сказала ей Сальма, выходя из японского ресторана: «Порой труднее, чем кажется, закрыть за собой двери Дворца. Оттуда всегда уносишь частичку себя».

Солен думала о Бинте, Сумейе, Синтии, Цветане, вязальщице, пожилой даме с кошелками. О Сальме тоже. Солен не представляла, что ей теперь со всем этим делать, с этими сломленными судьбами, исковерканными жизненными путями, доверенными ей чужими страданиями. Как теперь от этого освободиться? Как забыть? Как продолжать жить, будто ничего этого не существует?

Она уже решила было принять таблетку и погрузиться в сон, но потом передумала. Нет, она не уступит легкому пути снотворного. Не сейчас. Солен поднялась с постели и включила свет. Если уж она не может спать, она будет писать. Далеко-далеко отсюда, в Гвинее, маленький мальчик ждет вестей от матери. Ведь она пообещала Бинте, что напишет ему письмо. И она обязана это сделать. Она не должна ее разочаровать после того, что они пережили с ней вместе.

Компьютер включать она не стала. Ей показалось, что для такого письма машина неуместна. Некоторые письма пишутся только от руки. И диктует их только сердце.

Конечно, эта задача не из легких – быть публичным писателем. Ведь она до конца не представляла себе всей сложности этой миссии – общественный писатель, писарь, писец. И только сейчас она это поняла. Это означало предоставить кому-то другому свое перо, свою руку, свои слова, тому, кто в них нуждается. Это означало быть посредником, который просто отдает себя на время, не смея ни о чем судить или давать оценки.

Посредник – вот кто она.

Бинта уехала далеко от Гвинеи. И задача Солен – вернуть ее в ту страну, которую она покинула, воспроизвести мать для сына, и все это посредством верно найденных слов.

В нескольких граммах бумаги письма должен уместиться вес целой жизни. Оно должно быть тяжелым и легким одновременно. Непростая задача, подумала Солен, нелегко нести такую ответственность. Она подумала о том, что ей сумела передать Бинта, поведав свою историю. И она должна быть достойной этого. Она еще пока не знала, как ей за это взяться, но уже знала, что подойдет к этой задаче со всей серьезностью и честностью, использует весь запас своего интеллекта и весь спектр эмоций, какими соизволила наделить ее природа. А уж слова, она их обязательно найдет, пусть даже просидит без сна целую ночь.

И Солен очертя голову бросилась в пучину письма, точно водолаз, прыгнувший в море с вершины скалы. Писала, зачеркивала, правила, переписывала заново. Она не знала, как следовало обращаться к восьмилетнему ребенку, – ей не хватало жизненного опыта.

Она попыталась представить себе Халиду, воссоздать его черты из черт матери и младшей сестренки. И вдруг неожиданно она его увидела. Вот он – перед ней. И она стала шептать ему те самые слова, очень нежно, на ушко. Она говорила ему, как мама его любит, как она по нему тоскует. Что он – ее главное сокровище, ее гордость. И они обязательно скоро увидятся, совсем скоро, она ему обещает. Она рассказывала ему их историю, которая еще не была закончена, что они закончат ее вместе, они будут писать друг другу – он из Гвинеи, а она из Парижа. Она говорила, что у них с его сестренкой все хорошо, что здесь они в полной безопасности. Говорила еще, что думает о нем весь день, каждую минуту, даже по ночам. Что представляет, как он растет, становится сильным и красивым. Сказала, что очень сожалеет, что она сейчас не рядом с ним, но в ее мыслях они всегда рядом.

Всегда. Всегда рядом.

Пока она писала, с ней начало происходить нечто странное. Она словно перевоплотилась в Бинту. И перевоплотилась в Халиду тоже. Словно когда она писала это письмо, она стала одновременно и пишущим, и адресатом. Удивительное чувство, которого она раньше никогда не испытывала. Чувство, что ее поглотила жизнь другого человека, поглотила полностью, затянула.

И еще ей показалось, что пишет вовсе не она. Будто кто-то другой стоит у нее за плечом и нашептывает на ухо содержание письма. Фразы складывались сами собой – ясные, убедительные, они следовали одна за другой, образуя загадочное нерасторжимое единство. Слова эти словно были продиктованы невидимой музой, которая была по-человечески мудрей и масштабней ее как личность.