Смерть никогда не стареет - Евгений Сухов

– Нет, – пожал я плечами.

– Там тоже одна квартира загорелась, – продолжила старушка. – Так покуда пожарные ехали, два этажа напрочь выгорело. Занялось вмиг. Леты-то нынче вон какие жаркие. Сушь кругом.

– Вы правы, – сказал я и нетерпеливо добавил: – А о чем Чекулаева с Павловым ругались?

– Ну слово в слово я, конечно, не скажу, – произнесла Дробышева. – Ну Аня ему что-то говорит, а он ей очень грубо отвечает. Что отвечает – не разобрать. Ведь в подъезде акустика плохая, не оперный театр! А из разговора только и слышно, что бу-бу-бу да бу-бу-бу. А потом этот Павлов как заорет: «Ты бы лучше за своим мужиком следила, чем меня жизни учить. Смотри, – говорит, – как бы он от тебя к молоденькой не свалил».

– Это к какой такой молоденькой? – встрепыхнулся я, поскольку в голове промелькнула вполне объяснимая мысль: «Уж не к Жанне ли мог свалить Чекулаев»? Поскольку мне еще в разговоре с Чекулаевыми показалось, что Валентин и Жанна знакомы более долгий срок, нежели два года. Значит, они оба врут, что познакомились только через год после смерти Анны Чекулаевой? И знакомство Жанны и Валентина состоялось, когда Анна была еще жива и здорова? А может, это было не только знакомство? Все-таки как правильно, что я зашел к этой старушке, а?

– А я почем знаю, – глянула на меня Дробышева. – Это Павлов так сказал, а не я.

– То есть никакой молоденькой девицы вместе с Валентином Чекулаевым вы никогда не видели? – спросил я.

– Нет, не видела, – ответила Дробышева. – Может, Павлов это так сказал, со зла, чтобы Ане досадить.

– Может, и со зла, – произнес я, соглашаясь. – Хорошо. А что потом было?

– А что потом, – старушка снова пожевала дряблыми губами. – Павлов еще что-то сказал, но я уже не расслышала. А Анна ему: «Да как вы смеете, – дескать, – мне такое говорить!» Ну он послал ее куда подальше и стал спускаться с лестницы. На этом все и закончилось…

– А Анна? – посмотрел я на старушку.

– А что Анна… Домой пошла, – ответила та.

– Она что, нигде не работала? – поинтересовался я.

– Нет. Муж ее достаточно зарабатывал, так что она сидела дома, – ответила старушка.

– Ну а потом? – продолжал допытываться я. – Вы ничего не видели и не слышали?

– Это когда Анну убили? – спросила Дробышева.

– Да, – сказал я.

– Да придремала я, – виновато ответила старушка. – И проснулась, когда уже мили… полиция приехала…

– Понятно, – произнес я. – Что ж, большое спасибо за беседу.

– А как насчет коммунальных услуг-то? – вскинула на меня взгляд старушка.

– А что коммунальные услуги?

– Они что, так и будут расти? – нахмурилась Дробышева.

– Боюсь, что да, – ответил я.

– И когда это безобразие закончится? – спросила она.

– Думаю, что никогда… – сказал я. – По крайней мере, покуда власть не сменится. И снова не настанет социализм.

– Поскорее бы уж, – просительным тоном произнесла старушка. – А то сил терпеть все эти безобразия нет уже никаких.

– Понимаю, – сказал я. – Еще раз спасибо. И до свидания.

– До свидания, – сказала старушка и, проводив меня до двери, открыла ее, выпустила меня и тихонечко закрыла.

Я пошел по своим делам, а старушка Дробышева осталась ждать возвращения социализма. Или просить Бога, чтобы он поскорее прибрал ее к себе…

Найти следователя Григория Александровича Седых, что вел три года назад дело об убийстве Анны Чекулаевой, оказалось не так просто. Почти весь понедельник двадцать пятого мая я был занят тем, что рыскал по Москве в надежде отыскать этого следака, однако он оставался неуловим.

Дело было в том, что в полиции Седых не работал уже год. Был уволен по причине служебного несоответствия, а иными словами, ввиду злоупотребления горячительными напитками. Причем прямо на рабочем месте. Конечно, такую информацию я получил не сразу, откровенничать со мной никто не собирался. А поэтому мне пришлось прибегнуть к помощи моего хорошего знакомого подполковника Попенченко, который занимал в следственных органах весьма значимый пост с названием, пугающим даже честных следаков и оперов, – начальник отдела обеспечения собственной безопасности Главного следственного управления Следственного комитета РФ по городу Москве.

Хороший был мужик Виталий Зиновьевич Попенченко. Познакомился я с ним, когда он был еще старшим следователем Главного следственного управления Следственного комитета, а я вел журналистское расследование гибели известного продюсера Марка Лисянского, застреленного тремя выстрелами из пистолета в грудь и найденного возле мусорных баков на задворках престижного ресторана «Ерема». Признаться, не без его помощи мне удалось заполучить и выдать на гора материал, изобличающий убийцу: Наталью Валерьевну Аленину – одну из самых известных в девяностых годах актрису и даже лауреатку премии «Сильвер Хьюго», полученной на международном кинофестивале в Чикаго. Я тоже кое в чем помог Виталию Зиновьевичу. После чего мы выпили семисотграммовую бутылку настоящего французского «Камю Наполеон» и прониклись симпатией друг к другу. При расставании Виталий Зиновьевич сказал:

– Если что – обращайся.

– А что «если что»? – спросил тогда я.

– Ну мало ли, – ответил он.

Я этого предложения не забыл и обратился, когда вел новое журналистское расследование, вылившееся в мою авторскую программу «Страсть к убийству». Мы снова помогли друг другу, и снова, прощаясь после завершения дела, подполковник Попенченко, уже в ранге исполняющего обязанности руководителя отдела обеспечения собственной безопасности Главного следственного управления Следственного комитета РФ по городу Москве, произнес свою сакраментальную фразу:

– Если что – обращайся!

Вот я и обратился к нему за помощью. И он мне помог. И как человек, и как мент, то бишь полицейский, после чего препятствия по выяснению того, кто вел следствие по делу убийства Анны Чекулаевой и как найти этого следователя, отпали как-то сами собой.

Бывшего следователя Седых я отыскал уже ближе к вечеру. Он приехал домой из своего сада, и от него за версту пахло спиртным. Ему повезло, что его не остановили дэпээсники и не заставили дышать в трубочку. Впрочем, возможно, его и останавливали, но спасло удостоверение сотрудника полиции. Ведь эту корочку по увольнении мало кто сдает. Обычно ее «теряют»…

Я перехватил Григория Седых у его старенького коричневого «Daewoo Espero», когда он, припарковавшись у подъезда, вышел из автомобиля и нервно достал бумажник, чтобы подсчитать оставшуюся наличность. Похоже, на бутылку ему не хватало, и он стал шарить по карманам в надежде отыскать недостающую купюру. Но таковой не оказалось. Седых печально повесил голову и уже ступил на крыльцо, когда я его окликнул: