Каникулы в Санкт-Петербурге - Татьяна Богатырева

Андрей исподтишка осматривал зал, прикидывая, можно ли привести сюда потом Полину, и чуть не потерял бдительность, наткнувшись на преисполненный недоверия отцовский взгляд.

– Что такое, Андрей? У тебя что-то случилось?

– Нет, папа. Все хорошо.

– Что-то случилось, – подытожил отец и посмотрел на мать.

Мама молчала. Лишь бы она не сказала что-то вроде: «Он снова общается с Максимом». Но мама стойко делала вид, что ее не существует.

Опасный момент миновал, и Андрей снова принялся изучать окружающую обстановку. Ресторан «Русская рыбалка» на самом деле был целым ресторанным комплексом, с прудом и собственным мини-зоопарком, его неоднократно признавали одним из самых оригинальных ресторанов мира.

Если копнуть глубже, весь Крестовский остров, на котором стоял этот деревянный терем, с момента возникновения Петербурга принадлежал Александру Меншикову, правой руке и сподвижнику Петра Великого. Меншиков любил жить на широкую ногу, остров активно облагораживали и осушали, тут еще три века назад появились первые оранжереи, пруды и разные развлекательно-увеселительные заведения.

Вообще князь Меншиков успел многое сделать для города, в том числе отстроить и заложить большую часть так горячо любимого Полиной Васильевского острова.

Андрей подумал, что хорошо бы сегодня увидеться с Полиной. Но это было возможно, только если ужин окончится без происшествий и отец останется в более-менее добром расположении духа. Так что Андрей сделал глубокий вдох, сконцентрировался и мысленно вернулся ко всем собравшимся за столом.

* * *

Кеша и Максим выгуливали на кладбище Дамблдора. Наверное, для человека, приехавшего в Петербург на каникулы, например для Полины, это могло показаться необычным. Но Полина и сама была особенная и ничему не удивлялась.

Кладбище было действующим и самым что ни на есть настоящим. И огроменным до такой степени, что чувствительный ко всякого рода легендам Кеша про себя всегда делил Васильевский остров на две половины по аналогии со столицей Древнего Египта Луксором – на город живых и на город мертвых.

В Луксоре эти две половины были разделены мистической рекой Нил. На Васильевском острове граница была размытой и незаметной, но все же и здесь два «города» разделяла река – маленькая Смоленка, отходящая от рукава Невы. За «городом мертвых» начиналась совсем другая «Васька» – морская, приморская, приграничная.

Да и само Смоленское кладбище представляло собой, скорее, огромный комплекс некрополей, чем кладбище в привычном понимании этого слова. Оно делилось на Православное, Армянское, Лютеранское – именно на Лютеранском кладбище проживал добрый старик по кличке Немец в замечательном фильме Алексея Балабанова «Брат», – и братское блокадное, которое находилось тут же неподалеку на острове внутри одного большого Васильевского острова – на острове Декабристов.

Кеша, Дамблдор и Максим бродили по Православному. На его огромной территории располагалось четыре храма и больше сотни памятников, охраняемых государством. Здесь были похоронены поэт Тарас Шевченко, няня Александра Сергеевича Пушкина Арина Родионовна и поэт Александр Блок.

По прямым и извилистым, длинным и коротким, узким и широким, вдоль берега и вдоль храма – в общем, по всем почти дорожкам кто-нибудь да гулял – туристы, верующие, желающие срезать путь от метро островчане, мамы с колясками.

Для местных это было самым обычным делом. Помнится, Кеша страшно удивился, когда в пятом классе на уроке истории города учительница сказала, что гулять по кладбищу – чисто петербургская привычка. В иные некрополи города вообще продавали билеты, например в Александро-Невскую лавру.

Выгул собак здесь вообще-то был запрещен, но Максим всегда брал с собой полиэтиленовый пакет специально для нужд Дамблдора.

Уже не первый день Дамблдор был какой-то подавленный.

Кеша – тоже, хотя и несколько иначе. Он был подавлен объемом информации, которую обрушил на него одноразовый, по выражению Максима, друг и бывший одноклассник, в школьные времена его все-таки травивший.

– Дела… – подал голос Кеша, видя, что Максима все больше напрягает его молчание.

Максим имел такой вид, как будто сейчас сам себя прямо тут и отпоет, и закопает. Они как раз через новую часть кладбища проходили.

– Помнишь Соню Селезневу? – придумал наконец Кеша.

– А. Ага, да, а че? Вы с ней дружили, что ли?

– Нет, не особо. Она просто с Зюзиным дружила, а он со мной работал в одном салоне сотовой связи. Так вот Соня однажды так завралась, что чуть не попала в детский дом. У нее тоже это все случайно вышло, в общем-то, из лучших побуждений. Вранье, понимаешь ли, всегда растет, как снежный ком, и в конце концов все валится к чертям целой лавиной…

Максим сел на скамью и горестно схватился за голову. Дамблдор жалобно заскулил.

– Но я ее не осуждал, – уже мягче произнес Кеша. – Я тоже своих родителей, видишь ли, всегда стеснялся…

– Но ведь я-то никого не стесняюсь! – развел руками нечуткий к чужим проблемам Максим. – Мне-то как теперь быть? Смерть, может, свою инсценировать, или это совсем уж тупо?!

– А потом? «Вернуться из командировки» под видом себя и всю жизнь носить парик и грим, пока не накопишь на пластическую операцию?

Кеша промолчал о том, что, судя по рассказу Максима, вся эта ложь родилась именно потому, что он как раз самого себя очень даже застеснялся и по наитию прикинулся тем, кем, наверное, хотел бы быть. Кеша это понимал. Однажды, когда он влюбился в Женю и они еще только познакомились, он застеснялся собственную мать и прикинулся, что знать ее не знает.

На самом деле, по мнению Кеши, в истории Максима не было ничего особенно удивительного. Вся жизнь Кеши прошла бок о бок с людьми, которые вечно попадали в истории. Даже не попадали, они в них просто жили. А побывав на Урале и познакомившись с местными литераторами, Кеша какое-то время был совершенно уверен, что Петербург, по сравнению с тем же Новосибирском или Екатеринбургом, – аномальная зона, населенная феерически неадекватными людьми.

Но все-таки Максиму хотелось помочь. Это было не Кешино дело, но Максим сам пришел и сам попросил о помощи, так что даже не попытаться было бы неправильным.

– Знаешь, что я тебе скажу, Максим… Ты, конечно, можешь просто уйти. Ну, исчезнуть, оставить бедную девчонку в покое. Только вдруг ты потом будешь жалеть? Вдруг окажется, что такой, как она, ты больше не встретишь?

Кеша говорил о Максиме и Полине, а выходило, что вроде бы и о себе.

– Но что же мне тогда делать? Еще же ведь Андрей…

– Ну реши тогда пока проблему с Андреем. Ну что ты, в самом деле. Борись, сражайся. Это для кого-то может быть тупость и маразм, а для тебя сейчас – настоящая жизненная трагедия. Побеждает тот, кому сильнее было надо, я так думаю.