Агентство «Томпсон и K°» - Жюль Верн

– Да, да, – пробормотал он, – это медовый месяц!

И, вытянувшись в кресле, мирно созерцал звездное небо, которое, он был уверен, в свое время пошлет апрельские утренники.

Только что заря занялась, как оглушительный гул прервал сон пассажиров «Симью». Машина грохотала, палуба трещала от падения тяжелых предметов. Самые упорные сони должны были сдаться. Кляня и ругаясь, все до последнего раньше семи часов утра показались на спардеке, в этот день не подвергавшемся обычному мытью.

Вдоль борта парохода были пришвартованы шаланды, нагруженные мешками с углем, которые лебедка поднимала и спускала в трюм.

– Прекрасно! – сказал Сондерс громким голосом, когда Томпсон проходил около него. – Как будто нельзя было нагрузить уголь двумя часами позже!

Это справедливое замечание встретило отклик.

– Очевидно, что можно было! – энергично поддержал сэр Хамильтон.

– Очевидно! – повторил пастор Кулей, обыкновенно более покладистый, вторя ропоту всех пассажиров.

Томпсон словно ничего не видел и ничего не слышал. Улыбаясь, он проходил через группы и первый смеялся над этим беспокойством. В сущности, утверждал он, нет ничего лучше, как вставать рано! Как не быть обезоруженным этой невозмутимой веселостью?

Программа в этот день объявляла экскурсию на Кальдейру (Котель), обычное название вулкана на Азорских островах. Отъезд состоялся ровно в восемь часов. На набережной стадо ослов в сопровождении погонщиков ожидало пассажиров. Только одни ослы. Шестьдесят пять ослов и шестьдесят пять погонщиков, по человеку на животное.

При виде этого многочисленного ослиного стада среди пассажиров опять поднялись протесты. Ехать на ослах! Многие сначала энергично отказывались. Одни, как, например, пастор, ссылались на ревматизм, другие, как леди Хейлбутз, выдвинули соображения стыдливости, третьи, особенно сэр Хамильтон, говорили о подрыве их достоинства. Сондерс не выставил никакой причины и тем не менее не был робок в своих сетованиях. Томпсону пришлось долго уговаривать их. В продолжение четверти часа крики женщин, ругательства погонщиков, просьбы, оклики, восклицания смешивались в нестройный хор.

В сущности, большинство потешались от всей души. Запертые в течение семи дней, подчиненные военному строю в восьмой, туристы, в общем, обрадовались этой непредвиденной прогулке. Эти чиновники, офицеры, купцы, рантье, составлявшие человеческий груз «Симью», люди все степенные по своему положению и возрасту, чувствовали себя моложе в этот день и, сухопарые или брюхастые, радостно садились верхом на ослов, безразличных ко всему окружающему и смирных. Сондерс, лицо которого становилось все холоднее по мере того, как возрастала веселость его товарищей, последним вскочил в седло, не обмолвившись ни единым словом.

Тигг был первым.

Пока препирательства продолжались, Бесси и Мэри, эти ангелы-хранители, не теряли времени. Последовательно они осмотрели всех шестьдесят пять ослов, испробовали все седла и заручились тремя лучшими верховыми животными с самыми удобными сбруями. Тигг волей-неволей должен был устроиться на одном из этих ослов, после чего девицы Блокхед еще продолжали окружать его своими нежными заботами. Хорошо ли ему? Не недостает ли ему чего-нибудь? Их белые ручки опустили его стремена на необходимую длину. Они сунули бы ему повод в руку, если бы только азорский осел имел эту принадлежность или что-нибудь подобное.

На Азорских островах погонщик осла заменяет поводья. Вооруженный стрекалом, которым управляют животным, он идет сбоку от него. Пускается ли осел слишком быстро или следует по крутому спуску, человек удерживает его просто за хвост.

Когда все были готовы, Томпсон заметил, что три осла не имеют всадников. «Энергичный» трус Джонсон согласно своему обещанию находился среди отсутствующих. Что касается двух других лиц, то это, конечно, были молодожены, со вчерашнего дня куда-то запропастившиеся.

В половине девятого утра кавалькада тронулась в путь. Во главе гарцевал Томпсон, имея сбоку своего адьютанта Робера, а за ними полуэскадрон по два человека в ряд.

По прибытии на главную улицу Орты этот отряд из шестидесяти двух всадников и шестидесяти двух пешеходов поневоле произвел сенсацию. Все те обитатели ее, которые не отдавались более утренней неге, появились в дверях и в окнах. В их числе находился церемонный оптик Луис Монтейра. Важно задрапированный в широкий плащ, облокотившись в полной достоинства позе на наличник дверей, он смотрел на движение длинной вереницы туристов; никакие внешние признаки не обнаруживали его возможных душевных волнений. Однако в известный момент эта статуя учтивости, казалось, оживилась, взгляд ее блеснул: проходил сэр Хамильтон!

Хоть и лишенный помощи монокля, баронет, к счастью, узнал своего непреклонного учителя вежливости и скрепя сердце отвесил ему важный поклон. Луис Монтейра ответил на него, согнувшись до земли, и немедленно вошел в свою лавку. Теперь, удовлетворенный, он, без всякого сомнения, готовился приступить к обещанной починке.

Немного спустя туристы прибыли к месту, где улица расходится на две ветви. Только голова колонны вступила направо, как раздался крик, потом топот, сопровождаемые невнятными возгласами. Все остановились, и Томпсон, повернув назад, бросился к месту происшествия.

В одном из последних рядов два тела лежали на неровной мостовой. Одно – ослиное, другое, вряд ли меньшее, – Пипербом из Роттердама.

Последний хоть не ушибся. Томпсон видел, как он спокойно поднялся и печально созерцал несчастное животное.

Азорский осел действительно считается очень крепким, но и его силам есть предел. Этот-то предел Пипербом преступил, и отсюда вследствие разрыва какого-нибудь сосуда или другой причины животное свалилось и больше уже не поднималось.

Не без ужасного шума был констатирован этот факт. Десять минут прошло среди громких восклицаний туристов и возгласов погонщиков, прежде чем несчастного осла решено было оставить в покое. Надо было найти какой-нибудь выход. Не подвергнется ли всякое другое животное той же участи?

– Черт возьми, – вскрикнул Томпсон, – не оставаться же нам здесь до самого вечера! Если одного осла недостаточно, подать двух!

Услышав это предложение, точно переведенное Робером, один из погонщиков с вдохновенным видом хлопнул себя ладонью по лбу и побежал по спуску. Через несколько минут он показался в сопровождении трех товарищей, гнавших четырех новых животных. Странное приспособление в виде кресла, сделанное из толстых палок с ремнями, соединяло двух ослов. Пипербом под рукоплескания попутчиков был поднят на это импровизированное сиденье, и караван мог наконец продолжать путь.

Робер по просьбе Томпсона все-таки справился, каково назначение пары ослов, следовавших порожняком. Спрошенный погонщик измерил глазом внушительный объем своего пассажира.

– Для перемены! – сказал он.