Чужое сердце - Шарлотта Валандре

В один из таких дней я решила, что никогда не буду одна. Я вырезаю объявления в одной из бесплатных газет и оказываюсь в Венсенне, в питомнике настоящих персидских котов-шиншилл.

Меня встречает очаровательная женщина, увлеченная и очень необычная. У нее на голове длинные плетеные косички с разноцветными ленточками в тон длинному платью. Она как будто одна в своем сумасшедшем зверинце. Объясняя, чем она занимается, она поднимает указательный палец вверх:

– Разводим мы кошек, чтобы заработать им на корм, но настоящая моя страсть – это жизнь животных! Звери приносят мне радость и доброту, от них никогда не исходит зло. Грустно только, когда они умирают…

Потом она открывает дверь в просторный, светлый и на удивление чистый сарай, – у меня до сих пор в ушах стоит царящий там шум. Десятки котят мяукают и прыгают по свежей соломе, вольеры заполнены истерически орущими попугайчиками, их клетки подвешены над котами, которые посматривают на них и пытаются допрыгнуть. Есть еще и огромный сверкающий аквариум, несколько куриц, несущих «биояйца», свободно разгуливающие гуси – «гораздо лучшие охранники, чем собаки!» – и домик крыс, обнесенный высоким забором из сетки, к которому я отказываюсь подойти близко. «Вы неправы, они ужасно ласковые, если приручены, и очень умные. Эйнштейн говорил про них, что если бы их вес достигал шестидесяти кг, человек бы перестал быть хозяином мира». В этой животной мешанине я покупаю своего изумительного кота Икринку – рыже-коричневого, с родословной, которую я несколько минут разглядываю, чтобы убедиться, что она подлинная. Перед самым моим уходом женщина протягивает мне прозрачный, завязанный узлом пластиковый пакетик с водой, внутри которого мечется красная рыбка.

– Это вам на счастье, это фэн-шуй, надо соединить у себя три элемента: землю, воду и воздух.

– Спасибо… Рыбку на счастье возьму, но, ради бога, никаких попугайчиков!

– Для того чтобы обозначить символ воздуха, необязательно держать птиц, надо просто проветривать, открывайте окна, впускайте энергию, насекомых и, главное, чистите аквариум, иначе фэн-шуй пойдет в обратную сторону и вы получите плохой ши…

Рыбка и кот, вода и земля соединяются у меня дома ради хорошего фэн-шуя. Окна как можно чаще приоткрываются, так что теперь у меня все условия для счастья. Мою рыбку зовут Коко, но не в честь Шанель, а в честь коммунистов, она красная, как название моего первого фильма, имя простое и забавное. Удивительно, но Коко еще более шумная, чем Икринка. Ее плескание, на первый взгляд тихое, может стать действительно навязчивым в тишине. Икринка – явный неврастеник, он живет, прячась весь день под ванной, и у него сильно выпадает шерсть. Он выходит только по ночам, чтобы драть когтями мой диван. Ветеринар убедил меня, что он пережил травму. Хотя он появился у меня, когда был совсем маленьким. Наверное, это связано с криком, который поднимали попугайчики. Бедный Икринка, не любящий ничего, кроме своего уединения. Невроз повсюду.

Ну а Коко – алкоголик. Однажды, уставшая, испытывая отвращение от одной мысли о еженедельной чистке вонючего аквариума, чтобы избежать плохой ши, я решила расстаться с Коко. Никто из знакомых ее не хотел, хотя я нахваливала ее, как могла, поэтому я придумала мягкий способ избавиться от Коко. В глубине кухонного шкафчика я нашла бутылку старого пятидесятиградусного австрийского шнапса, который, скорее всего, принадлежал прошлому съемщику. Я вылила полную бутылку в аквариум. Коко сгорит в белой горячке. Спустя несколько минут я вижу, как моя совершенно пьяная рыбка плавает на спине, всплывает на поверхность, вертится, как сумасшедшая водоросль.

Спустя час Коко все еще резвится, а мое чувство вины достигает предела. Я отсмеялась и решила спасти алкаша Коко. Я поменяла воду.

Сейчас Коко в отличной форме, Икринка прячется, а я размышляю о том, как бы разрушить грядущую серость моего дня.

Я превращу этот безвкусный день в день завоеваний! Я азартно хватаю мобильник и приступаю к телефонному маркетингу, забавляясь видом Коко, бесконечно нарезающей равномерные круги.

Чуть позже я обзваниваю всех своих агентов, бывших агентов, знакомых продюсеров, режиссеров передач, влиятельных персон на телевидении, в кино, в театре… Много часов подряд я говорю вкратце следующее: «Добрый день, это Шарлотта Валандре, ты помнишь меня? Я в отличной форме, знаешь ли, и выгляжу лучше, чем на обложке „Пари-матч“. У тебя нет для меня чего-нибудь?»

Мне много говорят о моей книге, о мужестве, которого, по моему мнению, в ней вовсе нет, меня поздравляют, в итоге мне удается урвать две встречи и, возможно, дубляж нового фильма с Дженифер Энистон.

Количество оставшихся номеров редеет. Я провожу пальцем вдоль имен в моем списке, чтобы убедиться, что никого не пропустила, и тут читаю: «Пьер, божественный ясновидящий».

Это будет мой последний звонок за день и, клянусь, мой последний ясновидящий. У Пьера чистый, приятный и молодой голос. Его график встреч заполнен вперед на месяц с лишним, несмотря на то что он живет у черта на рогах. Я с улыбкой настаиваю, – говорят, что улыбку можно услышать, – я звоню от Антуана. Встреча назначена.

Я завершаю свой день, переключая каналы телевизора. Я стараюсь как можно реже смотреть информационные каналы, мне невыносима абсурдная жестокость людей. Я останавливаю череду кадров на свидетельских показаниях медсестры, даже не зная, о чем передача, мне нравится тембр ее голоса и спокойствие, которое излучает ее лицо, я слушаю ее сообщение:

– За десять лет паллиативной медицины, на пороге смерти, когда ясно, что это конец, я никогда не слышала, чтобы пациенты говорили мне: «О, какой у меня был красивый автомобиль или дом…» Нет, всегда остаются воспоминания о людях, которых любили, радость любви или сожаление о ней, перед смертью всегда ищут кого-то, протягивают руку и говорят о любви, всегда…

Отличная новость. Тема передачи появляется внизу экрана: «О чем думают перед смертью?»

А о чем я думаю сейчас, вполне живая, смотря рекламу, с затуманенными от слов женщины в белом глазами, сидя, скрестив ноги, в позе лотоса? О Стивене. У меня есть связка ключей от его квартиры. Если бы я послушала себя, то сделала бы ему сюрприз и встретилась бы с ним этим вечером. Но он не любит сюрпризов. Он воспринимает это как вторжение. Я уважаю его потребность в одиночестве, в тишине, необходимость избавиться от тяжести после часов, проведенных в больнице за обследованием больных сердец. Я замечаю в своем ежедневнике, что наши встречи стали реже, их можно пересчитать по пальцам. Я предчувствовала это, но я никогда не считала дни. И все же ничто в нем не изменилось. Его привязанность ко мне кажется идеально линейной, и постоянство его отношения доставляет мне чудесное ощущение бесконечности. Наш союз пришел в равновесие очень быстро, всего через несколько дней после первой встречи. Стабильное состояние, никаких видимых симптомов утомления у моего доктора, кроме разве что установленного этим вечером факта сокращения времени, которое мы проводим вместе. Когда он последний раз говорил, что любит меня? Я уже не помню. Я не стану его спрашивать. Это вопрос, который я слишком долго и слишком часто задавала. Никаких больше «ты любишь меня?». И никаких ответов. Никаких «я люблю тебя» – страстных, лживых или мимолетных, рожденных в мушиной любви, которая никогда не живет долго.