Не девушка, а крем-брюле - Татьяна Булатова

«Но не могу же я всю жизнь общаться только с Низамовой!» – возмутилась Ладова и почувствовала себя предательницей. – «А я вот могу!» – послышался ей Гулькин голос. – «А я тоже могу. Но это неправильно», – вступила с ней в воображаемый спор Василиса. – «Меньше народу, больше кислороду», – привела неоспоримый аргумент боевая подруга, но Ладова не торопилась с ней соглашаться: ей нравилась Юлька, нравился молчун Тюрин, приглуповатая Наумова, даже Вихарев, несмотря на то что называл ее «Перина», и то был ей симпатичен.

– Пусть будет, как будет! – решила Василиса и улеглась на диван, положив под голову свалявшегося черного медведя, тоже, кстати, Гулькин подарок. Снова и снова она перебирала в памяти все детали неожиданного визита. Снова и снова мысленно проговаривала запомнившиеся фразы. Но всякий раз снова и снова видела перед собой напряженное лицо Низамовой. И это лицо мешало ей наслаждаться воспоминаниями, мешало строить планы на будущее, тянуло назад в детство, к поломанным качелям, искореженным каруселям, разбитым коленкам и разорванным надвое червякам.

Наконец Ладова не выдержала и поднялась с дивана, чтобы позвонить Гульке и сказать ей выстраданное: «Оставь меня в покое». Но вместо этого, как только в трубке прозвучало звонкое низамовское «Алё», Василиса буркнула:

– Это я, Гуль. Извини меня, пожалуйста.

– Да ладно, – зазвенел счастьем низамовский голосок. – Фигня это все. Ты мне тоже все правильно сказала. Я тоже дура.

И хотя Ладова дурой себя не считала, она тут же повторила:

– И я.

После минуты ничего на первый взгляд незначащего разговора мир в распавшейся Вселенной был восстановлен, а разлетевшиеся в разные стороны планеты выстроены в один ряд. И первая из них носила Гулькино имя. «А дальше будет видно!» – успокоилась Василиса, почувствовав, что произошедший компромисс не имел ничего общего со сделкой с совестью.

– Пока, – легко попрощалась с подругой Низамова.

– Пока, – как обычно ответила ей Василиса и положила трубку на рычаг, параллельно разглядывая себя в большое зеркало. «Лицо как лицо!» – удовлетворенно хмыкнула Ладова и вздрогнула от неожиданности: зазвонил телефон.

«Чего-то забыла», – улыбаясь, она взяла трубку.

– Да, Гуль.

– Это не Гуль. Это я, Хазова.

– Извини, – вытаращила от удивления глаза Василиса.

– Да чё ты. Все нормально. Я чего звоню?

– Чего? – эхом отозвалась Ладова: сюрпризы все продолжались.

– Мы тут с Серым подумали и решили: все равно утром через тебя идем – присоединяйся.

– Спасибо, – поблагодарила Василиса и представила, как она пойдет с ними, с этими мелкими. Как воспитательница в детском саду: по одну сторону Хазова, по другую – ее сосед.

– Ну все тогда. До завтра.

– До завтра, – ответила Ладова, а потом встрепенулась: – А откуда у тебя мой номер?

– Подруга твоя дала, – честно призналась Хазова. – Мы же тебе из учительской звонили, когда искали… А кстати, ты чего трубку не брала?

– Не хотела, – не стала скрывать Василиса, но Юлька на ее слова никак не отреагировала. Она просто повесила трубку, потому что сочла разговор завершенным по смыслу. Прощаться, видимо, в ее планы не входило.

«И снова Низамова», – тепло подумала Ладова о находившейся в двух кварталах ходьбы отсюда Гульке и набрала ее номер.

– Приходи ко мне, – попросила Василиса.

– Сейчас? – в голосе Низамовой не было удивления, зато была готовность все бросить и ринуться прочь из дома, если это нужно единственному другу.

– Сейчас, – Ладова произнесла это так, словно что-то случилось.

– Давай ты ко мне, – предложила Гулька, долго оправдывавшаяся перед абикой на счет того, где она «таскалась полсутки». – А то бабка родителям настучит…

– Ну, тогда не надо, – сжалилась над подругой Василиса. – Завтра увидимся.

– Ну, если чё, приходи, – пригласила Низамова и так же быстро, как Юлька, повесила трубку.

«Ну что же вас никто по телефону говорить не научил!» – посетовала Ладова и разом обмякла. Идти никуда не хотелось, ей даже показалось, что раньше, когда в ее орбите вращалась одна Низамова, было спокойнее. А теперь – сиди и думай, как их всех между собой связывать. «А чего их связывать-то? – лениво подумала Василиса. – Никто больно и не привязывался. Подумаешь, до школы предложили вместе дойти. Велика услуга».

Велика не велика, но было приятно. «Жизнь вообще приятная штука», – призналась себе Ладова и приготовилась ждать. И уж что-что, а ждать Василиса умела. «Стратег и зодчий», – иронично называла ее Гулька, недвусмысленно намекая на то, что ни один из шагов, предпринятых Ладовой, ни разу не увенчался успехом и не придвинул ее к воплощению намеченных целей. Но Василиса, невзирая на отсутствие убедительного результата, все равно продолжала планировать, все свои надежды возлагая на судьбу, вера в которую сделала ее неуязвимой в глазах скептически настроенной подруги.

– Не будет так! – бесновалась Низамова, крутя у виска пальцем. – Дура!

– Будет! – упиралась Ладова, и выходило по ее, по-Василисиному.

Ни о какой компании ладовских одноклассников Гулька и слышать не хотела, все время напоминая Василисе о том, что «старый друг лучше новых двух», что «за двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь». Но Ладова не обращала внимания на низамовское ворчание и настойчиво предлагала, приглашала, уговаривала.

– Гусь свинье не товарищ, – воспротивилась Гульназ и с превосходством посмотрела на подругу.

– Тем более! Тогда полетели, – к месту процитировала бородатый анекдот Василиса и почувствовала, что Низамова волевым усилием стерла зарождавшуюся на лице улыбку.

– Я прошу тебя! – Через месяц взмолилась наконец Ладова, и суровое Гулькино сердце дрогнуло: превозмогая ревность, влилась и осталась, сохранив свою автономность и особое право на близость к Василисе.

«Государство в государстве!» – злобно называла Низамову Юлька, старательно вбивая кол между подругами. «Всем места хватит!» – убеждала их Ладова и находила нужные слова для каждой, подчеркивая абсолютную ценность одной и абсолютную незаменимость другой.

– Если подумать, – убеждал Василису проницательный Тюрин, – то «ценность» и «незаменимость» – это синонимы.

– Ну и что? – насупившись, смотрела на него Ладова. – Они же не думают.

– Они не думают, – соглашался Илья и косился в Ленкину сторону. – Они за тебя борются.

– Ерунда какая! – слабо сопротивлялась его доводам Василиса, но в целом это ей льстило. Подумать только, прежде никому не известная, никому не интересная, никому не нужная, а теперь?

«Не обольщайся, – хотелось сказать Тюрину. – Дело не в тебе. Посмотри лучше на меня: «никому не известного», «никому не интересного», «никому не нужному», кроме Ленки. Мы с тобой – одной крови! Ты и я!» Но Василиса была слишком занята сложным процессом вхождения Низамовой в ее классную компанию и пропускала мимо ушей тюринские откровения.