Убийство в горном отеле - Ольга Гаврилина

Это было такое счастье – жить в Италии! Валентину ничуть не коробила её новая профессия сиделки и домработницы. Наверное, потому, что здесь она не считалась унизительной. По-настоящему пришибленной женщина чувствовала себя только тогда, когда работала в должности старшего инженера в пыльном помещении, бок о бок с десятком завистливых и до смерти усталых коллег. День за днём её вечные забитость и страх перед жизнью шелухой сходили с души, открывая давно позабытые уверенность и радость существования.

У Валентины была отдельная комната, чего она никак не ожидала, хотя в договоре значилось, что принимающая сторона обязана предоставить место проживания. В качестве этого «места» Валентина ещё в России вообразила себе узкую кровать где-нибудь в коридоре и заранее приготовилась к худшему, внушая себе, что валяться в постели ей всё равно будет некогда: любой свободный час она будет посвящать осмотру Италии, ведь для этого она сюда и приехала. Увидев, какое помещение ей отведено, – с милыми занавесочками, которые напоминали родной дом в Зареченске, с кроватью, действительно узкой, но расположенной у окна с видом на старинную площадь, откуда сквозь дымку виднелись величественные вершины гор, – она окончательно повеселела и успокоилась.

Женщина быстро перестала стесняться, чего совсем от себя не ожидала, – и это здорово помогло ей в общении. Хоть Валентина и говорила с сильным акцентом, нередко не совсем правильно отвечая на вопросы и используя глаголы в неопределённой форме, – её понимали! А главное, хотели понять. И это стремление давало ей такой стимул, который подстёгивал и вёл вперёд, избавляя от ненужных комплексов.

Старушка, за которой она ухаживала, оказалась спокойной и приветливой, что, по мнению женщины, подтверждало, что жизнь пожилой итальянки протекала в любви и согласии. Не помня, что происходило вчера, и не всегда узнавая сиделку, синьора Тина любила поговорить о своём детстве и молодости, что поначалу даже пугало Валентину, которая понимала ее недостаточно хорошо. Но, догадавшись вскоре, что синьора вовсе не требует пространного ответа, она легко поддакивала, запоминая и проверяя по словарю новые слова и пытаясь уловить суть сказанного.

– Вот список продуктов и деньги, – говорила каждое утро Миранда, жена сына синьоры Тины – Бруно Миндадори, оставляя на старинном комоде листок с перечнем необходимых покупок, и уходила на работу.

Сам Миндадори вставал чуть свет, пил в одиночестве кофе, листал газету и ехал в Рим.

Первые дни Валентина упорно порывалась приготовить ему яичницу и бутерброды на завтрак, с жалостью русской сердобольной женщины наблюдая, как он одним глотком осушает малюсенькую чашечку эспрессо – иногда даже не садясь за стол.

– Большое спасибо, мне ничего не надо! – с испугом вскрикивал Миндадори, завидев в полутьме кухни беспокойную домработницу и глядя на брызгающую жиром глазунью. – Я так привык, только кофе, спасибо.

Узнав, что в Италии на самом деле многие завтракают так, как её хозяин, женщина утихомирилась и оставила всякие попытки накормить главу семейства. Она с удовольствием высыпалась – благо синьора Тина поднималась не раньше девяти.

Ежедневные походы на рынок превратились для Валентины в удивительное развлечение. С большой плетёной корзиной, чтобы не помялись овощи и фрукты, она шла на площадь с двумя фонтанами, к рынку. Уже через несколько дней её стали узнавать и приветствовать все тамошние продавцы. Весело здороваясь, они на все лады расхваливали свой товар, не отказывая себе в удовольствии задать несколько вопросов. После традиционного «как дела?» всегда следовал разговор о погоде в России.

– У вас там, наверное, холодно? Сколько градусов в Сибири? А в Москве?

Уверенные, что Москва находится в Сибири, итальянцы удивлялись:

– Как «плюс четырнадцать»?! А мы думали, у вас настоящие холода! В самом деле, не такая уж и разница…

Чтобы не разочаровывать новых знакомых, Валентина объясняла:

– Вот наступит зима, может и до минус тридцати дойти.

– А, ну вот видишь! – сразу успокаивались собеседники.

Закупки Валентина всегда начинала с овощей, далее переходя к рыбному ряду. Вытаскивая отдельный пакет для морепродуктов, женщина всегда ёжилась – очень уж непривычными были разного рода гады морские, разложенные на мелком блестящем льду. Всё ещё не решаясь отведать морепродукты, вечерами Валентина довольствовалась салатом, заедая его бутербродом с мортаделлой или прошутто; часто готовила мачедонию[12], с удовольствием уплетая её на третье. Она слегка похудела (хотя, скорее всего, просто утратила одутловатость, которая преследовала её от вечного недосыпания и нездоровой пищи), распрямилась, приобрела грациозную походку и стала как будто выше.

«Действительно, – думала Валентина, разглядывая свои, ставшие вдруг блестящими русые волосы, раскрывшиеся серо-голубые глаза, подтянутый овал лица с чуть-чуть вздёрнутым носом, обрисовавшуюся талию без единой складки и появившуюся высокую грудь, – почему в России жирное всегда считалось синонимом вкусного?»

То, что она похорошела, женщина поняла по заинтересованным взглядам, которые бросали на неё торговцы и особенно хозяин самой любимой лавки, куда она всегда заходила напоследок. Прислонив корзину к прилавку, она не спеша любовалась товарами: разложенные на открытой витрине медные блюда и тазы поблёскивали на солнце, от дуновений лёгкого ветерка переливчато позвякивали подвешенные за ручки кастрюльки всех возможных размеров.

– Добрый день, синьора Валентина! – доброжелательный продавец выходил ей навстречу. Он был ещё молод, но в волосах у него уже поблескивали серебристые пряди. Улыбаясь и смотря ей прямо в глаза, он приводил её в замешательство. – Как дела? – Так же, как и все, хозяин считал своим долгом поговорить о русской погоде: – Как в Сибири, холодно? – И тут же переходил к комплиментам: – Какая вы красивая сегодня, как клубничка!

«Клубничка»… Это слово Валентина знала, но не верила своим ушам и краснела как девочка от непривычных любезностей, чем приводила торговца в полный восторг.

Подходя к отдельно стоящему огромному блюду, она разглядывала наваленные на него удивительные вещички: подставку в виде совы с огромными выпученными глазами («как не жалко ставить на эти глазищи сковородку?!»), щипчики для орехов, изображавшие женщину, которой орех вставлялся прямо между ягодиц; наконец, голенького мальчика с вьющимся штопором для открывания бутылок на месте пениса. Впервые взяв эту открывалку в руки, Валентина только ойкнула и поражённо выпустила предмет из рук. Он звякнул кручёным членом, упав обратно, а Валентина отскочила, отдёрнув руку и оглядываясь. За спиной послышался смех хозяина лавки, и она стушевалась окончательно.

– Понравилась штучка? Берите, дарю! – Он выудил открывалку из блюда и хотел вложить ей в ладонь.

Валентина задёргалась как полоумная.