Обнаженная для любимого - Джессика Стил

Азартный огонёк вспыхнул в его глазах.

— Иди сюда, — прошептал он.

Ромилли смогла бы возразить ему, но не собственному желанию. Она послушалась.

Нэйлор запустил руки под ее футболку, затем положил девушку на постель и лег рядом.

— Нэйлор, — проговорила она, положив ладони на его щеки.

— Я хочу видеть тебя, — сказал он, приподнимая на ней футболку.

Ромилли согласно кивнула. Она позволила ему снять с нее футболку, но не смогла долго выдерживать его сосредоточенный взгляд и смущенно прикрыла грудь ладонями.

Он разнял ее руки и поцеловал девичью грудь.

Ромилли нежно обняла Нэйлора за шею.

Он собрался избавить ее от последнего предмета одежды, прильнув к ее бедрам.

— Берегись, переходишь грань, — игриво предупредила его Ромилли.

— Верно. Если мы будем продолжать так и дальше, мне, видимо, придется жениться на мисс Ферфакс? — шепотом спросил ее Нэйлор.

— Ты знаешь, как охладить пыл! — гневно воскликнула девушка.

Ромилли не стала завтракать с Нэйлором. Она поспешно собралась и, не вступая ни в какие дискуссии, поехала на работу.

Было очевидно, что Нэйлор Карделл грубо ее отверг. Все, что происходило между ними прежде, враз представилось девушке как следствие навязчивости, исходившей с ее стороны. Только теперь Ромилли уразумела, что все предпринимаемые Нэйлором ходы были направлены лишь на сближение Элеонор и Льюиса. А поскольку из этой схемы невозможно было исключить Ромилли, то он взял на себя обязанность отвлекать ее от вторжения вдела матери и босса.

Ничего более унизительного с Ромилли в жизни не происходило!

Она с радостью бы возненавидела этого коварного мужчину, если бы не казнила так саму себя.

Какой бы мужчина отказался от женщины, которая провела ночь в его постели, обнажилась по первому требованию, выказала желание? Что это было, как не намеренное стремление обидеть и проучить? Как могла она заблуждаться настолько? Что заставило ее думать, будто Нэйлор Карделл неравнодушен к ней? И главное, что теперь ей делать?

Ромилли велела себе не терять голову. Девушка решила, что не станет больше ничего предпринимать вообще. Она предоставит Нэйлору распутывать его собственную паутину. И не покажет никакого отношения к нему: ни любви, ни ненависти, ни уважения, ни безразличия, ни презрения. Эта история останется законченной там, где Ромилли поставила точку.

Вскоре ей позвонила Элеонор. Ромилли беседовала с матерью, как ни в чем не бывало. Мама рассказала, как чувствует себя Льюис Селби. И еще обратилась к дочери с необычной просьбой:

— У Льюиса был инфаркт средней тяжести, так сказал его лечащий врач. Он еще побудет некоторое время в больнице, после чего его выпишут домой. Поправка займет длительное время, и мне не хотелось бы оставлять его одного. И поэтому, милая, я прошу твоего позволения перевезти Льюиса к нам, когда его выпишут.

— Конечно же, мама. Зачем ты спрашиваешь? Это твой дом. Ты в нем хозяйка, — проговорила Ромилли.

— Ты ведь понимаешь, дочка, что это не каприз?

— Тебе не нужно ничего объяснять, мамочка. Ты поступаешь правильно. Вы необходимы друг другу. Я все понимаю..

Ромилли положила трубку.

«Мне… придется жениться на мисс Ферфакс», — вновь прозвучало в ее голове. «Придется»!

Быть может, он просто неудачно пошутил и сам сожалеет об этом? Возможно, она сознательно негативно истолковала его слова, чтобы иметь повод разорвать с Нэйлором отношения прежде, чем они зайдут слишком далеко. Или же Ромилли недооценивает его щепетильность в интимных отношениях, полагая, что все мужчины с легкостью переходят грань от друга к любовнику?

Так или иначе, но ей вновь захотелось увидеть этого возмутителя собственного спокойствия. Впрочем, она тотчас же устыдилась этого желания.

Сколько унижений должна претерпеть женщина, прежде чем одумается и прервет отношения? Чему должен был научить ее грустный пример Элеонор? Почему она была так принципиальна с Джеффом и ему подобными и так бесхарактерна с Нэйлором Карделлом? И как вообще одному человеку удается обрести власть над-другим? Уж не потому ли это становится возможным, что она, Ромилли, сама хочет, чтобы над нею властвовали?

Девушка не могла дождаться окончания рабочего дня, который казался невероятно долгим. Она надеялась, что, оставшись в привычной домашней обстановке, забудет о существовании такого человека, как Нэйлор Карделл, забудет обо всем, что происходило этой ночью и этим утром.

До выходных Элеонор почти не появлялась дома, а заезжала на короткое время, чтобы немного поспать, принять душ, переодеться и прихватить с собой что-нибудь из вещей. Она предпочла пользоваться загородными электричками и подземкой, чтобы не терять время в пробках, и потому вернула машину Ромилли.

В те короткие часы, когда Ромилли видела свою мать, она не узнавала ее. Это была совершенно другая женщина, нежели та, какой она знала Элеонор всю свою жизнь.

Мать была собранна и решительна. Все страхи, все сомнения отступили. Ромилли не могла нарадоваться на эти перемены.

Элеонор и внешне преобразилась, она стала подобраннее, улыбчивее, тверже и приятнее в общении. Если и прежде она неизменно вызывала симпатию, то теперь окружающие просто восхищались ею.

В пятницу, субботу и воскресенье она почти не покидала своего нареченного. А в воскресенье вечером попросила Ромилли заехать за ней в больницу.

Мать сидела рядом с дочерью на пассажирском сиденье смертельно усталая, но удивительно спокойная.

Она сказала:

— Завтра Льюиса выписывают, и я привезу его домой.

— Он уже в порядке?

— Кто говорит о порядке, доченька? Но он может продолжать лечение дома, — объяснила мать, а чуть погодя добавила: — Это и хорошо и плохо.

— Что же тут плохого? — удивилась Ромилли.

— У меня нет навыков медсестры, милая. Инфаркт случился менее недели назад, и теперь он настаивает, чтобы его выписали, и это под мою-то ответственность!

— Если бы он явно не пошел на поправку, его бы не выписали даже под ответственность профессионального кардиолога. Осторожность — хорошо, паника — плохо, — уверенно проговорила дочь. — У тебя будут все врачебные предписания, останется только строго им следовать.

— Спасибо, милая. Всегда восхищалась твоей способностью ободрить меня в тяжелую минуту. Я стольким тебе обязана, девочка моя. Последние годы ты только тем и занимаешься, что опекаешь меня. Но обещаю, что скоро это закончится, ты сможешь вернуться к учебе, жить своей личной' жизнью.

— Когда ты так говоришь, мама, мне неловко, — смущенно произнесла Ромилли.