Языческий лорд - Бернард Корнуэлл

Вместо этого мы развернулись носом к течению и удерживали судно на месте при помощи весел. Когда мы прибыли, близ огромной меловой головы качалось пять рыбачьих лодок. Две располагались к востоку от утесов, а три – к северу, но с нашим приближением все они удрали. Появился волк, а овцы знают свое место, и поэтому, когда тени удлинились, мы остались одни в море. Ветер стих, но на буйстве волн это не сказалось. Течение усиливалось, и моим людям приходилось налегать на весла, чтобы «Полуночную» не снесло. Сумерки сгущались, море из серого стало почти черным, и этот мрак обрамляла белопенная полоса прибоя. В небе угасал тусклый свет.

– Быть может, они не появятся сегодня, – сказал Финан – он присоединился ко мне у рулевого весла.

– По суше они не пойдут, – возразил я. – И им нужно спешить.

– А почему не по суше? – спросил сын.

– Не задавай глупых вопросов, – огрызнулся я.

Парень посмотрел с обидой.

– Они ведь даны, – с нажимом произнес он. – Разве не ты сказал, что священник – дан? – Ответа Утред дожидаться не стал. – Те двое рыбаков могут быть христианами и саксами, но ярл Зигурд снисходительно относится к их религии. Никто не помешает им ехать через Нортумбрию.

– Он прав, – заявил Финан.

– Ошибается, – не уступал я. – Путь верхом займет слишком много времени.

Я надеялся, что прав. Наверняка отец Бирньольф предпочел бы отправиться в Беббанбург на лошади, но срочность новостей заставит его преодолеть страх перед морской болезнью. Моя догадка заключалась в том, что рыбаки и священник пойдут близ берега: появись бродячий корабль с северянами, можно укрыться в ближайшей бухте, а если таковой не подвернется, просто выброситься на отмель. Плыть по морю на мелкосидящей лодке, держась у берега, гораздо безопаснее, чем скакать по долгим северным дорогам.

Я посмотрел на запад. Между темными облаками проглядывали первые звезды. Ночь почти уже наступила, всходила луна.

– Они знают, что мы вышли из Гримесби, – напомнил сын, – и должны опасаться засады с нашей стороны.

– С чего им опасаться? – спросил я.

– С того, что ты расспрашивал про Беббанбург, – сухо заметил Финан.

– Поп умеет считать и знает, что нас всего тридцать шесть, – ответил я. – Что могут тридцать шесть воинов сделать с Беббанбургом?

– Они думают, что ничего, – согласился Финан. – И вероятно, поверят в твою историю. Может статься, отец Бирньольф и не станет посылать предупреждение?

Ночь почти уже опустилась. Луна освещала море, но берег оставался темным. Где-то далеко горел костер, но все остальное было погружено во тьму – даже меловые утесы казались черными. Море укутывала мгла, ее рассекали серебристые, серые и белые полосы. Мы отвели «Полуночную» на несколько корпусов севернее, подальше от скал. Ни одно идущее по морю судно не могло разглядеть нас на фоне земли. Волк спрятался.

И тут, почти неожиданно, объявилась добыча.

Оно показалось на юге – крошечное суденышко с квадратным парусом, и именно этот темный парус я разглядел сначала. Лодка была, похоже, в полумиле от восточной оконечности Фланебурга. Не задумываясь, что делаю, я толкнул рулевое весло, а Финан отдал приказ налечь на весла, и «Полуночная» тенью выскользнула из укрытия.

– Греби во всю! – прорычал я Финану.

– Навались! – скомандовал тот.

Волна разбилась о нос, брызги полетели на палубу. Парни налегли на вальки, весла гнулись, корабль летел стрелой.

– Быстрее! – покрикивал Финан, отбивая ногой ритм.

– Откуда ты знаешь, что это они? – спросил Утред.

– Не знаю.

Нас заметили. Быть может, виноваты были пенные следы лопастей или звук опадающих тяжелых весел, но я увидел, как короткий корпус чуть повернул, а один из моряков выбрал шкот, туже натягивая парус, но потом они поняли, что сбежать не получится, поэтому направили лодку на нас.

– Он собирается сблизиться с нами, а затем, изменив в последний момент курс, поломать нам весла с одного из бортов, – сказал я. – Этот малый не глуп.

– Но какого именно из бортов?

– Кабы я знал… – начал я, но не договорил.

В приближающемся к нам суденышке было больше одного гребца. Двое? Трое? То была рыбачья лодка: широкая, устойчивая и тихоходная, но достаточно тяжелая, чтобы разбить нам весла в щепы.

– Он пойдет в ту сторону. – Я кивнул на юг. Утред, лицо которого казалось бледным в свете луны, поглядел на меня. – Смотри, рулевой стоит сбоку от весла. Ему мало места для размаха, чтобы подгребать к себе, поэтому он будет отталкивать весло.

– Гребите, ублюдки! – орал Финан.

Сто шагов, пятьдесят. Шаланда держала курс прямо на наш нос. Теперь было видно, что на борту трое. Корабль подходил все ближе, пока наш высокий штевень не загородил от меня корпус лодки, и я мог видеть только вырастающий темный парус. Я взял рулевое весло на себя, налегая изо всех сил, и заметил, как рыбаки в последний момент повернули. Но я опередил их, и они легли на тот самый курс, как и ожидалось. Наш увенчанный головой зверя штевень врезался в их низкий борт. «Полуночная» вздрогнула, раздался вопль, треск дерева, мачта с парусом исчезли. Потом наши весла снова ударили по воде, что-то проскребло под килем, и море усеяли обломки.

– Табань! – взревел я.

Мы тащили за собой полузатопленную лодку, но вскоре разломанный остов, утяжеленный камнями балласта, отправился на морское дно, где рыщут чудовища. Парус исчез, уцелели только обломки досок, пустая корзина для рыбы да еще человек, отчаянно борющийся с волнами в попытке достичь «Полуночную».

– Это один из парней, что были с отцом Бирньольфом, – сказал Финан.

– Ты его узнал?

– Этот расплющенный нос?

Детина ухватился за одно из наших весел, подтянулся к борту. Финан вскинул топор. Ирландец посмотрел на меня, я кивнул, и падающая секира блеснула в лунном свете. Раздался чавкающий звук, из расколотого черепа хлынул поток темной, как земля, крови. Мертвеца унесло прочь.

– Поднять парус! – распорядился я.

Когда весла убрали, а парус надул ветер, я снова направил нос корабля на север. «Полуночная» убила наших врагов посреди ночи, и теперь мы шли в Беббанбург, чтобы кошмар Эльфрика стал явью.

Ночью ветер стих, а мне это было совсем не на руку.

Не хотелось и вспоминать лицо того рыбака с плоским носом и шрамами на загорелых щеках, вспоминать, как смотрели его глаза – отчаянные, умоляющие и беззащитные. И как убили его и черная кровь пролилась в ночи и растворилась в мельтешении черных волн за бортом «Полуночной». Мы жестокие люди.

Хильда, которую я любил и которая стала аббатисой в Уэссексе и доброй христианкой, так часто с болью говорила о мире. Она называла своего Бога «князем мира» и пыталась убедить меня, что как только поклонники настоящих богов уверуют в ее распятого князя, так сразу наступит бесконечный мир. «Блаженны миротворцы», – любила говаривать она и наверняка была счастлива в эти последние несколько лет, потому как Британия получила свой худой мир. Даны ограничивались набегами за скотом, иногда за рабами, валлийцы и шотландцы делали то же самое, но войны не случалось. Вот почему мой сын не стоял в «стене щитов» – потому что не было этих «стен». Он тренировался день за днем, но учеба – это не то, что настоящий бой. Тут не узнать того сводящего кишки страха, когда находишься на расстоянии вытянутой руки от хмельного озверевшего детины, размахивающего утяжеленной свинцом боевой секирой.