Детство 2 - Василий Сергеевич Панфилов

— Ничего страшного, такие дамы как стихийное бедствие, нужно просто смириться и переждать. Ну или бежать стремглав со всех ног, едва завидя приближающуюся грозу!

— Не с моей комплекцией от грозы бегать, — мужчина похлопал себя по объёмистому животу, — ну-с…

Мы погрузились в шахматную баталию, не забывая переворачивать песочные часы. Ходить по жребию выпало мне, и я выбрал староиндийское начало, дебют флангового типа, атаковав сильную сторону противника с центра доски.

Оба свои ходы записываем – для анализа и вообще. Я так-то неплохой шахматист, но часто беру не анализом, а памятью оттуда ещё. Раз! И всплывают интересные комбинации, знакомые по прошлой жизни. Потому и записываю, што оно как из памяти вылетело, так и обратно влететь может.

Атаковав место D5, я взял его под контроль через слона, и довёл игру до логического победного финала.

— Да за такую игру никаких денег не жалко! — Лев Сергеевич подвинул мне рублевик и протёр лицом платком. — Азарт, яростный напор, риск, и великолепная кульминация!

Я надулся от такой похвалы жабой, но походу, Лев Сергеевич меня сглазил и следующие партии я продул, причём две почти што позорно.

— Так-с, — азартно блестел он глазами и потным лицом, выстраивая ловушку под негромкие разговоры собравшихся вокруг нас болельщиков, — и мат! Да, брат, расслабился ты сегодня! Ещё?

— Ну… да! Только давайте договоримся сразу! Ви таки пришли сюда расслабляться и получать удовольствие от игры, а я – от заработка. Так что пусть каждый из нас получает своё удовольствие, и не лезет в чужое!

Лев Сергеевич басовито захохотал, мотая головой.

— Ох… не обещаю!

Похоже, Лев Сергеевич всё-таки расслабился, ну или я малость напрягся, так што вскоре игра пошла через моё удовольствие.

— Перерывчик, Лев Сергеевич? — тру виски. — Похоже, голова от мыслительных процессов перегрелась.

— Добро! — кивнул он, зашарив глазами по болельщикам. — О, Всеслав Игоревич! Не откажете в партии?!

— С превеликим удовольствием, Лев Сергеевич, — охотно откликнулся пожилой одышливый мужчина, присаживаясь на нагретое место, — по гривенничку для начала? Боюсь, ваш накал страстей для меня излишне разорителен!

Оставив шахматистов, отхожу в сторону, бренча в кармане выигранными деньгами и выискивая глазами своих. Фира расположилась чуть в стороне от аллеи, заняв братов и парочку ребятишек постарше каким-то ботаническим ползаньем по траве. То ли гербарий собирают, то ли жучков.

Ёсик с близнецами, Лёвкой и парой других ребят в карты устроились на щелбаны. Прямо на траве расселись, по-туркски.

Санька с другой стороны от Фиры, подальше от мелких, потому как с книжкой, штоб не мешали. Пристрастился к хорошей литературе, значицца. Читает хоть и медленно, мало што не по складам, зато и память!

Сидит с книжкой на коленях, и… чиркает што-то? Подошёл сзаду, да и наклонился через плечо – рисует, как есть рисует! И здорово ведь получается! Ну то есть если понимать, што он вообще никогда раньше не рисовал и навыков ну просто вот никаких! Я когда с Юлей жил, научился разбираться.

Кака-така Юля? – озадачился я выползшему из глубин подсознания, но не получил ответа. У меня часто так – чем более личная информация, тем хуже помню.

Классную свою руководительницу, Ольгу Михайловну – помню до последнего прыщика на угрястом лице, хотя и терпеть не могу ажно до следующей жизни! А маму как звали – нет. Так вот.

Заметив меня, Санька захлопнул книжку с листком и густо покраснел.

— Так, — сказал он сдавленно, — баловство!

— Можно?

— Ну… тока не смейся, ладно?

— И не думал! — удивляюсь я. — Вообще здоровски нарисовано.

— Да ну тебя! — он сделал попытку вырвать лист, на котором схематично, но удивительно схоже, виднелись мы со Львом Сергеевичем. — Што я, не видел настоящие картины?

— Сравнил! То художники, годами учатся! А так вот штобы – раз, и понятно всё, тут талант нужен! Талант, Саня, талант! Я ж на Хитровке не только с босяками общался, но и с другими всякими, так што насмотрелся и напонимался.

— Скажешь тоже! — Санька зарозовел лицом, глядя на меня с такой отчаянной надеждой, што у меня сразу в голове закрутилося всё, как надо.

— Ма-ам! — сказала за ужином Фира. — Егор говорит, что Санька настоящий художник, прямо-таки талант.

— Ой! — всплеснула та руками радостно, но тут же прижала их к груди вместе с полотенцем. — А ты таки уверен? Потому што если да, то это таки здорово, но а если таки нет, то штоб и не радоваться чему нет.

— Таки да, — дожевав, важно сказал я, — да ещё как! Вот!

Рисунок Саньки заходил по рукам.

— Меня учили подделки отличать, — делаю паузу, и проникшаяся тётя Песя закивала, глядя на меня будто даже с новым уважением поверх старого, — так што и по искусству тоже понимаю. Ето ещё не искусство, но таки может им стать!

— Прям даже искусством? — робко засомневалась тётя Песя, чуть вытянув шею вперёд.

— Таки да! — забираю у малых рисунок и тыкаю под нос женщине. — Видите? Всего несколько скупых линий обычным карандашом, и вот нас можно даже опознать! Ето, я вам скажу, верный признак…

Сбиваюсь, морща лоб.

— …в общем, признак таланта. Значица, у Саньки всё хорошо с глазомером, мелкой моторикой и етой… визуализацией! Врождённое, значицца, навроде абсолютного музыкальнова слуха, и даже лучше!

— Так што, — решительно откладываю салфетку, — пойду до дяди Фимы и решу через нево вопрос с учителем.

Санька зарозовел и расплылся в улыбке, тут же засмущавшись.

— Да! — Фира вскинула кулак. — Я всегда в тебя верила! Пойдём!

Она схватила меня за руку и потащила вниз ко двору, на ходу вытирая рот схваченной со стола салфеткой и тараторя:

— Са… то есть Рувим! Не отставай! И давай ещё по музыке тебе, да? Ты же на гитаре уже умеешь, только пока не здорово! То есть хорошо, но совсем хорошо потом будет, а не как сейчас! У тебя денег хватит или у дяди Фимы попросим?

— Хватит на два раза и ещё полстолько! — хлопаю себя по карману, в котором покоятся выигранные денюжки. Ни много, ни мало, а четырнадцать рублей за севодня! Удачный день, очень даже.

— Ну! — Фира схватила второй рукой Саньку и потащила уже двоих. — Так чего стоим!? Побежали!

И мы побежали куда-то, и вот ей-ей! Даже не к дяде Фиме Бляйшману, хотя вроде как и к нему, а куда-то в будущее, которое непременно окажется светлым.

Одиннадцатая глава

— Ой-вэй! — Песса Израилевна схватилась за сердце и медленно опустилась на табурет. Вспомнив, што сердце таки слева, переменила руки.

— Доча, — медленно сказала