Охота на ректора, или Маскарад в академии зельеварения - Анна Пожарская

Мужчины как один отвлеклись от еды и удивленно уставились на нее. Дария улыбнулась и пожала плечами. Отчего-то страшно хотелось отпустить еще какую-нибудь колкость про комплекцию жениха, его возраст и возможности порадовать женщину, но Трумель не дал этого сделать.

— Видимо, вы и впрямь выпили лишнего на маскараде, — подытожил он и принялся жевать губу. — Думаю, вам лучше подняться к себе. Велю принести вам ужин туда. И не спускайтесь, пока не начнете отдавать отчет в своих словах и действиях.

— Я провожу. — вызвался Ларид и Дария поморщилась. Но мужчина, казалось, ничуть не обиделся. — Хочу, чтобы вы подумали еще раз над моим предложением. По-прежнему настаиваю на месячном ожидании.

— Боюсь, ничего не изменится, — усмехнулась Дария. — Вы не станете ни заинтересованнее, ни ловчее, ни желаннее.

— Дария. — прорычал Трумель так, что она вздрогнула. — Не думаю, что вы в состоянии правильно оценить эту сторону общения мужчин и женщин. Оправляйтесь к себе. Мы с господином Ларидом забудем этот эпизод как приличные люди и будем ждать ответа на предложение в ранее оговоренный срок. Все ясно?

Воспитанница вздохнула и поднялась из-за стола. За все время общения опекун прикрикивал на нее раза три, не больше, и сейчас, наверное, самым разумным было не раздражать его еще сильнее. Ничего. Она повторит свой отказ и позже.

— Ужина не надо. — буркнула она и поспешила к выходу.

Заперлась у себя в комнате и принялась раздеваться. Неясно отчего радовалась своей сегодняшней смелости. Скорее всего, завтра ее ожидает выволочка от опекуна, но сегодня она сказала, что должна была. Такой муж, как Ларид, ей точно не нужен, даже если останется последним мужчиной на земле.

Погасила лампу и улеглась в постель. Завтра надо извиниться перед Эдриасом. Он, конечно, вел себя слишком вольно, но в нем чувствовалось хоть что-то искреннее. Если он и действовал как мужлан, то повинуясь исключительно человеческой природе, а не любви к деньгам и возможным привилегиям.

* * *

Утро следующего за маскарадом дня, как и ожидалось, началось с бесполезной суеты. Дела, которые откладывали из-за подготовки к празднику, настойчиво потребовали внимания. Эдриас, и без того не выспавшийся и злой, поймал себя на мысли, что этим утром собирается задушить ни в чем не повинного секретаря. Декану хотелось хотя бы полчаса покоя, но его постоянно дергали из-за мелочей. Наконец, сообразив, что само ничего не кончится, Эдриас велел секретарю никого не пускать в ближайший час и попытался сесть за действительно важные дела. Занялся изучением преподавательских планов на ближайший год.

Учеба уже шла полным ходом, но подчиненные вечно медлили с бумагами, а без его одобрения читать лекции было запрещено. Любая проверка, и у короля появятся дополнительные поводы извести рецептурный факультет академии. Можно было, конечно, подмахнуть не читая, но Эдриас любил понимать, что творится у него на факультете.

Сосредоточиться на бумагах не удалось. Мучили мрачные мысли. Из головы не шла Дария и ее вчерашнее бегство. А еще рассказ о пении. Произошедшее на маскараде приводило к неутешительным выводам, делать которые Эдриас не хотел. И тем не менее они все настойчивее стучали в голове.

Итак, раскрепощающее зелье на ректора подействовало плохо, скорее всего, небольшой эффект проявился позже, но сути дела это не меняло. Вряд ли Алюд ошибся при варке, скорее, кто-то разбавил основу и из-за недостаточной ее концентрации зелье ослабло. Навредили в его, Эдриаса, кабинете, или уже когда бутыль была у приятелей, неизвестно. И это не мешало бы узнать. А заодно выяснить, кто испортил основу и зачем. Особенно важным вопрос стал после откровений Дарии о голосе.

Ясное дело, вчера в подвале не пели. Никто не смог бы различить даже очень громкое пение сквозь грохот инструментов оркестра и гомон гостей. Важное пряталось в другом. У так любимой Эдриасом обезличенной основы была забавная особенность: сделанные на ней зелья чувствовали друг друга. По крайней мере пока не вызрели. Обычно это выглядело так: Эдриас варил одно зелье, а другое тоже задорно булькало у себя в пузырьке.

С Дарией получилось чуть тоньше. Она, похоже, выпила не только раскрепощающее варево Алюда, но и любовное зелье от Ларида, и этого хватило, чтобы уловить отголоски приготовления еще одного отвара, созданного на той же основе. Зелья, над которым пели погребальную.

Эдриас поморщился. Неприятно было осознавать, что его умения используют без его на то согласия. Но еще противнее оказалось понимать, что пакостит кто-то из своих.

Снаружи послышалась возня и, смирившись, что делами заняться прямо сейчас не удастся, декан Куртис встал из-за стола и открыл дверь. В приемной секретарь с сияющей подобострастной улыбкой выспрашивал у Дарии, что передать для начальника, которого именно в этот момент по злополучному стечению обстоятельств нет на месте.

— Я только что пришел через тайный ход, — улыбнулся Эдриас, пропуская ректора к себе в кабинет. Запер дверь, чтобы уж точно не помешали, и посмотрел на гостью. Сейчас она напоминала попавшего под дождь воробышка: беззащитная, взъерошенная и пугливая. Отчего-то страшно захотелось обнять ее и спрятать от всех напастей.

Дария покрылась румянцем, расцепила сложенные в замок руки и заломила указательный палец правой кисти. Тяжело сглотнула, набрала в грудь побольше воздуха и заблеяла:

— Хотела извиниться за вчерашнее бегство, — она нахмурилась и поджала губы. И, кажется, покраснела еще больше: — Отчего-то решила, что у вас фривольный интерес, и испугалась. Простите, вино, похоже, не пошло мне на пользу.

Декан Куртис улыбнулся. Он бы рассмеялся в голос, но взволнованный вид этой зеленой девчушки заставлял чувствовать себя полной сволочью. Надо же, она решила, что его интерес померещился. Глупышка. Ничего тебе не показалось, тобой жаждали воспользоваться под шумок.

Дария подняла глаза и поймала его взгляд. Эдриас облизнул губы. Страшно хотелось продолжить начатое вчера. Прижать к себе и терзать ее рот до боли, до крови, до гортанных стонов.

— Понимаю, между нами не все гладко, — выдохнула Дария, — но прошу не держать зла, я не хотела вас обидеть. Вы мне очень нравитесь, — она запнулась, но тут же поспешила продолжить: — и как человек, и как зельевар. И я бы не хотела, чтобы между нами оставалась недосказанность.

Эдриас покачал головой. Этот поток слов пора прекращать, а то так и до признания заслуг дойдет. А следом и до обмена должностями недалеко. Король может не одобрить. Приблизился к Дарие и, не дожидаясь реакции, пробежался ладонью по ее шее, притянул к себе и осторожно, едва касаясь, коснулся ее рта поцелуем. С какой бы радостью смял нежную плоть губами, дал бы волю зубам и языку, но не хотел пугать девочку, а потому шел издалека.

Дария не противилась, и Эдриас позволил себе больше. Поцелуй стал жарче, а мужские руки спустились по спине к узкой талии и ухватили жертву за бедра. А следом нежные ладони скользнули по его плечам, и декану Куртису захотелось кричать от ликования. Госпожа ректор ухватила его за шею, осторожно погладила, а потом немного неумело, но вполне бодро ответила на его ласку.