Станция на пути туда, где лучше - Бенджамин Вуд

– Тоненькие такие сигары, – объяснила Карен, – дедушка мой курит. “Крем-брюле”… или как их там?

– “Кофе со сливками”, – подсказал отец.

– У меня есть “Силк Кат”, – предложила Карен. – А до ближайшего магазина отсюда три мили.

– Курить охота сил нет, так что поверю вам на слово. Спасибо. – Отец протянул руку через мое кресло, вздохнул.

Карен порылась в сумочке, выудила пачку – новенькую, еще в целлофане, – разорвала пленку.

– Первая ваша.

– На счастье?

– Не знаю. Не уверена.

– Жаль. – Он наклонился поближе, медленно-медленно, достал из пачки две сигареты. Одну зажал в кулаке, другую сунул за ухо, а сам ни на секунду не спускал глаз с Карен. Та тоже смотрела на него. – А вы разве не будете? – спросил он.

– Может, позже, – ответила Карен. И улыбнулась той самой улыбкой – осторожно, будто прощупывая почву.

Отец улыбнулся в ответ.

– Сын у вас замечательный, – она кивком указала на меня, – он нам сейчас рассказывал про вашу поездку.

– Вот как? – Отец приобнял меня за плечи. – Пока что не все идет по плану, но все устаканится. Правда, сынок?

Не успел я и слова сказать, вмешалась Ви:

– Он сказал, вы на телевидении работаете. Наверняка со звездами на короткой ноге.

– Кое-кого знаю.

– Вот это да… а с Ноэлем Эдмондсом[11] знакомы?

– Ви помешалась на Ноэле Эдмондсе, – вставила Карен. – И не спрашивайте почему.

– Тьфу ты! – изумился отец. – Вот уж не подумал бы!

Ви вспыхнула.

– Ну и что тут особенного? Вы с ним и вправду встречались?

– Да. А что, по мне не заметно? – Отец подмигнул. – Разве на меня не падает отблеск его вселенской славы?

– Да ну вас! Хорош издеваться!

Карен рассмеялась.

– Не верится, что вы в съемочной группе “Кудесницы”. Я, конечно, понимаю, фильм детский, но ведь классный! – Она заерзала вдруг в кресле, теребя косичку, отхлебнула пива.

– Спасибо, – отозвался отец. – Говорят, книга еще лучше.

– А он по книге снят? Не знала.

– Да, мы только что ее слушали в машине. В фильме таинственности все-таки побольше. – И отец воспользовался случаем: – Девочки, еще по одной? Вы моему сыну компанию составили, ну и я в долгу не останусь. – Он снова взъерошил мне волосы, больно царапнув ногтями по макушке.

– Я, вообще-то, за рулем, – сказала Ви. – Ну да ничего, еще одна не повредит.

– Да, спасибо, с удовольствием, – откликнулась Карен.

– То же самое?

Она кивнула.

Отец двинулся к стойке, но в дверях замер.

– Простите, имен ваших не расслышал. – Он обращался к обеим, но смотрел на одну.

– Меня зовут Карен.

– А меня – Ви.

– Меня – Фрэн. А это Дэниэл. – Он достал из-за уха сигарету. – У тебя в сумочке зажигалки не найдется, детка? Пойду на улицу. Люблю покурить на воздухе.

– Да, понимаю. – Карен полезла в сумочку, но вдруг ее осенило. – Вот что, и я с вами. Там, за пабом, скамейка. Дождя ведь нет?

– Вроде бы нет.

– А как же я? – встряла Ви. И застыла, разинув рот от обиды.

– Я и тебя, конечно, имела в виду.

– Конечно, – поддакнул отец и шепнул мне: – Ты ведь не заскучаешь, Дэнище?

Так я и думал.

– А можно и мне с вами?

– Еще не хватало, чтобы мы втроем на тебя дымили! Видишь, что с твоим дедушкой стало. Это очень вредно. – Карен и Ви, едва с ним знакомые, услышали в его словах отеческую заботу, но Фрэн Хардести всегда искал случая от меня отделаться. – Эй, вот что… – Он подошел ко мне, выудил из кармана горсть мелочи, высыпал на стол, пересчитал. – Вот тебе три фунта. Посмотрим, сумеешь ли к нашему приходу заработать пятьдесят.

– Как?

– Сейчас объясню. – Он кивком указал на дверь. Карен и Ви схватили сумочки.

– А если Кью-Си появится? – Я нехотя сгреб монеты в ладонь. – Я ведь его даже не узнаю.

– А кто это? – спросила у отца Ви.

– Да так, приятель мой.

– Холостой?

– Ви! Ради бога, не позорься! – Карен шлепнула ее по руке. – Не обращайте на нее внимания.

– Да, холост. Да только, – отец усмехнулся, – Ноэлю Эдмондсу он в подметки не годится.

– Ха-ха! А кто годится? – вздохнула Ви. – Немногие.

Я поплелся за ними через паб в зал, где мы уже были, теперь там стало шумно и людно. Отец подтащил к игровому автомату табурет, усадил меня.

– Вы, девочки, идите, – бросил он через плечо, – а я догоню.

И девушки ушли.

Когда они были уже далеко, отец стиснул мое плечо.

– Ну, сынок, бросай деньги. – Автомат, когда я опустил в его нутро монетку, засветился ярче, замурлыкал веселей. Но я, как ни старался, не мог пробудить в себе ни капли интереса к игре. – Если кто-нибудь подойдет и скажет, что играть тебе нельзя, сбегай за мной, хорошо? Я минут через пять буду.

– Но, папа…

– Понял, понял. Кью-Си. Не волнуйся. – Он вытянул шею, пытаясь охватить взглядом автостоянку. – Если увидишь парня в ярко-красных кроссовках и футболке с капюшоном – это он. Скажешь, что ты мой сын, и он все поймет. Покажешь, где меня искать.

– Когда мы поедем? – спросил я.

– Скоро, обещаю. Дождемся его, и в путь. – И он попятился, тыча в меня пальцем, будто целясь из пистолета. – Сорви банк, парень!

Я играл, пока в глазах не зарябило от нарисованных вишенок, а запасы мелочи не истощились. Ни разу не звякнула для меня монетка. С каждым проигрышем я все сильнее желал, чтобы вошел незнакомец в красных кроссовках и футболке с капюшоном. Я молился, чтобы Кью-Си, кто бы он ни был, доставил нас поскорей в Лидс и я бы успел позвонить маме из “Метрополя” – не ради меня одного, ради папы. Ведь если мы к вечеру не успеем в “Метрополь”, то нам запретят видеться. Последняя нить между нами оборвется, и нам уже не оправиться от удара. Теперь, если я произнесу имя Фрэн Хардести, будет задета мамина родительская гордость. Мама незаметно для себя переменится: станет настороженной, ревнивой, обидчивой. Иначе и быть не может. В свои двенадцать понять это мне было проще, чем разобраться в устройстве игрового автомата.

У меня оставалось всего три монетки.

Возле бара толклись люди – кто стоял облокотившись о стойку, кто примостился на высоком табурете. Один свистом подозвал барменшу, размахивая десятифунтовой бумажкой. Старичок со старушкой ели рагу с пышками и обсуждали с хозяином прогноз погоды. Я влез на свободный табурет и стал ждать, когда на меня обратят внимание.