Детская книга - Антония Байетт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
Перейти на страницу:

Он остановился в дверях. Горничная, не понимая, что происходит, встала позади него. Человек удивленно смотрел на происходящее в гостиной. Мужчина с лубком на забинтованной до бедра ноге лежал в шезлонге. Еще в гостиной была худая юная девушка в элегантной короткой юбке. И кормилица. И одетая со вкусом молодая женщина с модной короткой стрижкой — на низкой табуретке, спиной к вошедшему.

Бэзил и Катарина Уэллвуд сидели рядом на диване, любуясь младенцем, которого держала молодая женщина. Все было совсем не так, как вошедший представлял себе. Он прокашлялся. И сказал, как говорили люди по всему миру:

— Вы что, не получили моего письма?

Катарина вскочила на ноги, как развернувшаяся пружина, и задрожала.

— Карл. Чарльз. Не может быть.

— Может, — ответил он.

Отец тоже встал. Его рыжие волосы почти поседели. Бэзил сказал:

— Тебе нужно присесть.

Катарина, шатаясь, подошла к сыну. Модно одетая молодая женщина встала, все еще держа младенца — яркого блондина с четкими, не пухлыми чертами лица. Карл сказал:

— Элси.

Катарина потянула его за руку.

— Садись, садись.

Она не могла сказать вслух, что ее сын похож на живого покойника. Элси, констатируя факт, произнесла:

— Похоже, тебе нелегко пришлось.

И заплакала. И сказала:

— Это Чарльз. Мы все решили назвать его Чарльзом, потому что думали…

Он сел на диван в окружении родных и попытался сообразить, кто же раненый в шезлонге. То был, конечно, Филип Уоррен. Комната переменилась — не только из-за младенца и кормилицы, но и оттого, что по сторонам очага стояли две огромные золотые вазы работы Филипа, покрытые переплетенными, карабкающимися крохотными демонами.

— Я не могу встать, — сказал Филип. — Рад тебя видеть.

— Где тебя ранило?

— Пашендаль. Меня спасло — я так думаю — то, что Дороти вовремя пришла на помощь. Гризельда тоже была там. Они сейчас в Женском госпитале на Энделл-стрит. И Гедда тоже там. Санитаркой. Она спасла мне ногу. В смысле, Дороти.

Катарина сказала, что Чарльз, наверно, голоден. Она пошла заказывать кухарке говяжий бульон, мягкий хлеб и молочный пудинг.

— Элси и Энн… и маленький Чарльз… были для нас таким утешением, — сказал Бэзил. — Сам понимаешь. Мы о них позаботились, как ты просил.

Чарльз-Карл не мог сказать, что под «заботой» имел в виду, что Элси надо было поселить в отдельном удобном домике и давать ей денег. Бэзил продолжал:

— Элси так помогала твоей матери. Ей нелегко пришлось. Не сравнить, конечно… — добавил он, все еще в ужасе от худобы и лысины сына. — Нужно позвонить в Женский госпиталь. Гризельда там санитарка. Она работает по многу часов в день, но вдруг сможет выбраться домой. Надо хотя бы сообщить ей…

Чарльз-Карл дрожащими пальцами погладил по головке своего сына. Сын блаженно улыбнулся. Чарльз-Карл не стал брать его на руки, боясь уронить. Элси наклонилась над Карлом, поцеловала его в голову, поцеловала его руку, лежащую на головке Чарльза-младшего. Она сказала:

— Твои родители были невероятно добры ко мне. И к Энн. Энн, поди сюда, поздравь… с возвращением…

Подошла Энн, посмотрела на Чарльза и спросила:

— Ты был в тюрьме?

— Да. Там не кормили. Даже у охранников почти не было еды. Все голодают.

Он не мог описать невыразимое. Он рассказал, что его обожгло взрывом, когда он нес на носилках с ничейной земли немецкого солдата. И солдата, и напарника Чарльза убило. А его самого подобрали немецкие солдаты, баварцы, и позаботились о нем, потому что он говорил по-немецки. Он запнулся. Он не мог описать это чудовищное путешествие, смерти и трупы. Он сказал:

— В конце концов я оказался в Мюнхене. Там не было еды, и солдаты дезертировали, сначала по одному, а потом все вместе. Я дошел до пансиона Зюскинд. Там были Иоахим и его сестра. Они меня накормили. Нашли врача. Они…

Он был готов расплакаться.

— Теперь все будет хорошо, — сказала Энн.

Чарльз-Карл посмотрел на Филипа, который ответил мрачным взглядом.

— Нужно позвонить в Женский госпиталь, — вмешался Бэзил. — Сообщить Гризельде.

Гризельда регистрировала посетителей, которые пришли навестить раненых.

— Следующий, пожалуйста, — сказала она в сторону беспокойно переминающейся пугливой очереди, в основном женщин с букетами цветов и коробками пирожных. Но следующим оказался мужчина — высокий, темноволосый, худой, в широкополой шляпе, так низко надвинутой на глаза, что лицо оказалось полностью в тени.

— Ваше имя, пожалуйста. К кому вы?

— Думаю, что к тебе, — сказал посетитель. И тихо добавил: — Я сбежал из больницы. Хотел повидаться с тобой и Дороти, пока меня не заперли обратно.

Гризельда заглянула под шляпу. Очередь женщин стояла неподвижно и нервничала.

— Меня держат во дворце Александры. У меня были инфлюэнца и плеврит, так что меня послали в Миллбэнкскую больницу. Война кончилась, но мы не можем отправиться домой, пока не подпишут мир. Эту одежду я украл. Друзья-пленные передали мне рассказ о Валькирии, которая бродит по полю сражения, зовя Вольфганга Штерна…

Гризельда онемела. Вольфганг сказал:

— Я могу посидеть, подождать тебя.

— Да, лучше присядь. Ты, кажется, едва стоишь.

— Да уж. Могу потерять сознание в любой момент. Тогда тебе придется положить меня к себе, а я…

Прибежала Дороти.

— Гризельда… только не волнуйся…

— Я знаю. Он здесь.

Дороти быстро огляделась.

— Он не здесь. Он на Портман-сквер.

Гризельда кивнула в направлении Вольфганга, прикрытого шляпой.

— Вон он.

— Не понимаю, о чем ты. Твой брат на Портман-сквер. Он жив. Он был в Мюнхене. И добрался домой.

Гризельду трясло.

— А твой брат здесь, под этой шляпой. Он сбежал. Он был в больнице в Миллбэнке…

Вольфганг встал, задрожал и снова сел, слабо ухмыляясь.

— Найди кеб, — сказала Дороти. — Найди Гедду. Посадите его в кеб.

В госпитале хватало помощниц-энтузиасток из школ для благородных девиц. Двух серьезных девушек из Челтнемского женского колледжа отрядили по делам, и Дороти пошла осматривать своего немецкого брата, замаскированного шляпой. Она взяла его руку и замерила пульс.

— Слишком частый, — сказала она. — Тебе нужно лечь.

На Портман-сквер царило счастье — несмелое, с привкусом горечи. Два молодых старика рассказывали о поглотившем их хаосе — то немногое, о чем хватало сил рассказать. Английские газеты сперва с робкой радостью, потом с тревогой рапортовали о череде правительств, сменившихся в Баварии с начала ноября 1918 года по 1 мая 1919-го. Монархию свергли толпы голодающих, отчаявшихся людей — мятежных солдат и матросов, радикально настроенных саксонцев с военных заводов Круппа, швабингской богемы и анархистов, тысяч разгневанных женщин, армии разъяренных фермеров под предводительством слепого вождя — Людвига Гандорфера. Их всех околдовал человек с дикими глазами и косматой бородой — социалист Курт Эйснер, который подстриг бороду и сформировал правительство, неспособное ни править, ни накормить народ. Чарльз-Карл никогда всерьез не верил, что своими глазами увидит анархистов у власти. В декабре Эрих Мюзам, чьи призывы к свободной любви и обобществлению имущества Карл когда-то слушал в «Кафе Стефани», повел четыреста анархистов на захват газетной редакции. В январе прошли выборы, на которых Эйснер получил меньше трех процентов голосов. В феврале, когда Эйснер шел в ландтаг, собираясь подать в отставку, его застрелил граф Антон Арко ауф Валлей, антисемит с еврейской кровью, а самого Антона застрелили охранники.

1 ... 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?