Жизнь и судьба инженера-строителя - Анатолий Модылевский

напряжённый, бешеный. Остальные работники в этой большой компании были откровенными бездельниками, ленивыми и безответственными, циниками и похабниками, а некоторые – подхалимами и сплетниками, любителями выпить и почти ежедневно заглянуть в рюмку; шуму от них было много, а толку мало; что закономерно: пороки всегда столкуются между собой.

… И надо быть ленивцем и глупцом,

Чтоб от тебя бежать, искать чего-то.

Ты всё: и посох мой, и путь прямой,

С пути сверну я – засосёт болото. (Мирза-Шафи)

В лаборатории треста работал Дмитрий Воронков, человек невысокого роста, плотный, подвижный, оптимист по характеру; он профессионально занимался альпинизмом, имел разряд; правда, высказывал довольно нелестные суждения о некоторых известных покорителях высочайших вершин Памира; это мне не нравилось, поскольку знал о них очень много, следил за их восхождениями; но Диме было до лампочки чужое мнение. Вообще, он был большой говорун, хвастунишка, произносил бездумные речи; через много лет, когда я, работая в Братске и будучи в командировке на КАТЭКе, встретил Диму в управлении комплексом Берёзовской ГРЭС; он работал инженером, нисколько не изменился, остался таким же; разошёлся с женой, покинул Оргтехстрой (думаю, трест не пострадал из-за ухода «ценного» работника) и жил теперь один в общежитии. В Оргтехстрое я также познакомился с Евгением Каминовым, молодым невысокого роста крепким парнем, который начинал заниматься альпинизмом; на этой почве мы и подружились, а когда в 1976 г. я уезжал в Ростов, подарил Жене всю свою альпинистскую библиотеку.

Теперь на свободе я мог тщательно обдумать своё положение, хотелось стать самим собой; как бы я себя не оправдывал, в глубине души я чувствовал недовольство собой; ведь для всякого нормального человека противоестественно работать ниже своих возможностей; начинается потеря самоуважения, которая многих приводит к распаду личности, при этом нередко их внутренняя дисгармония приглушается водкой. Я словно обиделся, и крепко, на так немилосердно умолкнувшую ранее стремительную жизнь; но жизнь на самом деле уже не дремала – в те дни она незаметно трудилась и посылала мне сигналы: мол, надо ждать и надеяться, оглянись вокруг и смекни – события приближаются и вот-вот со мной должно что-то произойти.

С учётом всех этих обстоятельств я решил прозондировать почву в Красноярском НИИ по строительству, который находился недалеко от Оргтехстроя и принадлежал Минтяжстрою СССР; познакомился с руководителем лаборатории долговечности бетонов Петрусевым Борисом Владимировичем, он сказал, что работа в лаборатории интересная, а что касается диссертации, то её можно сделать быстро, поскольку в НИИ это приветствуется; мне в это время стукнуло 33 года, и тогдашняя тревога за будущее чётко жила в моём сознании; но что было, то было, в жизненной истории нет вариантов, варианты возможны только в будущем, в прошлом их не существует. Когда Льву Толстому исполнился 31 год, он записал: «Главное же – жизнь коротка и тратить её во взрослых летах на мелкие дела, совестно. Можно и должно, и хочется заниматься делом». Вскоре я принял окончательное решение: 24 ноября уволился из Оргтехстроя и в тот же день приступил к работе в лаборатории НИИ. Однако я окончательно не сжигал за собой мосты, уходя из Главкрасноярскстроя.

В КРАСНОЯРСКОМ НИИ ПО СТРОИТЕЛЬСТВУ 24.11.1969 – 19.12.1975

Когда вступаешь ты на путь науки,

Всегда трудись за совесть – не за страх,

Иначе скорчишься, как червь, от скуки

И прослывёшь…в учёных дураках.

(Джами)

I

Зачислили меня старшим инженером сектора тяжёлых бетонов с окладом 156 рублей, мало, конечно, но немного выручала почасовая работа в КПИ. Время на дорогу из дома туда и обратно составляло около 2,5 часов, начало работы было в 9 часов; обедал я, как и многие сотрудники в буфете, куда привозили в термосах очень невкусную еду, качество которой меня до поры до времени мало интересовало – съел, что дали и ладно, надо работать.

Заведующий лабораторией долговечности бетонов был Петрусев Борис Владимирович; высокий темноволосый крепко сбитый мускулистый мужчина лет на шесть старше меня; доброе лицо его было с решительными, крепкими губами; глаза за стёклами очков казались более выразительными и живыми; всегда хорошо одет и тщательно выбрит; вежливый, тактичный, серьёзный и спокойный разумный человек, обладающий правильной речью, не болтливый; беседы в небольшом его кабинете всегда носили научный характер, ничего общего не имеющие с пустой обывательской болтовнёй. Сразу хочу отметить, что Б.В. также как и я, пришёл в науку с производства, работая в должности главного инженера Красноярского завода КПД, поэтому понимал мои ощущения на новом месте и относился ко мне крайне доброжелательно; о его работе и судьбе скажу ниже. Он дал мне два годовых научных отчёта по исследованию долговечности ж/б свай в условиях Якутска – вечная мерзлота и низкие отрицательные температуры до минус 65 градусов, просил ознакомиться; сказал, что торопить не будет, поэтому можно спокойно работать и изучать существо дела. Я сидел за письменным столом в большой комнате вместе с инженером Константином Рюминым, химиком-технологом Галиной Александровной Негадовой, молодой выпускницей КПИ Валентиной и двумя девушками-лаборантками, которые недавно окончили школу; в тупиковой маленькой комнате работал с.н.с. Ахмыловский (обо всех расскажу ниже). Я изучал отчёты, иногда заходил в кабинет к Б.В. уточнять некоторые детали; таким образом, осенью 1969 г. начался следующий этап в моей жизни; я вступал в новый мир, но он был мне абсолютно не знаком.

С первых дней заметил странности: с 9 часов никто не приступал к работе, женщины более часа занимались уходом своего лица и ногтей, Костя куда-то уходил и мог не появляться до обеда, а то и весь день; чувствовалось, что заданий людям никто не давал, они не знали, чем себя занять; после обеденного перерыва никого не было на рабочем месте – кто-то уходил потрепаться в другие лаборатории, иные играли в настольный теннис в вестибюле или в пустом помещении буфета, некоторые прогуливались по обширной территории института; заранее в 16-00 начиналась подготовка к завершению рабочего дня: снова макияж, чистка одежды и обуви, а в 17-00 по звонку все уже полностью собранные и одетые по погоде, быстро покидали институт. Первое время я не мог понять, куда я попал, не в сумасшедший ли дом – никто не работает, а деньги людям платят; даже стеснялся дома об этом рассказать; так проходили первые дни, человек, однако, быстро привыкает ко всему на свете, перестал удивляться и обращать на это внимание.

Итак, я попал в другую жизнь: упорно изучал отчёты, брал в библиотеке соответствующую литературу, а также знакомился с материалами НИИЖБа по коррозии бетона; стоимость госбюджетной темы, которой мне предстояло заниматься,