Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

Внизу была подписана фамилия – Danet.

На другой половине мелким красным шрифтом были отпечатаны правила.

BAL DE L’INTERNAT.

Cette carte est rigoureusement – personnelle. Elle devra porter le nom de la personne invitée, le nom de l’interne qui invite, la signature de l’économe de la salle de garde et le timbre de l’Hôpital.

L’entrée du bal sera rigoureusement interdite à toute personne non costumée (avis aux chefs) ou munie d’un costume insuffisant. Cela n’atteint pas, bien entendu, l’incohérence artistique. Seront refusés à la porte sans aucune explication: le moine, le marlou, le cycliste, le chauffeur, le malade, la blouse d’interne, le clown, le pierrot et atures costumes de voyous. Toutefois si un de ces personnages était nécessaire pour un cortège, il devra être présenté par son économe236.

И опять на вставке из глянцевитой бумаги подписи:

Monsieur Danet,

invité par Garcier De l’Hôpital Broca.

Signature de l’économe Greore237.

И внизу обязательное предупреждение:

Les portes ouvriront а neuf heures et demie et fermeront à minuit238.

– Каков красивый билет! – сказала я.

– А вот еще лучше и интереснее. Посмотрите, какой изящный, – сказал Danet, подавая темно-зеленый, еще более толстый лист со вставками из серебристой бумаги и такою же виньеткою в заголовке.

Mon coco, – прочла я и остановилась в недоумении: это что же такое «coco»?

Danet рассмеялся.

– Ничего, это просто так, имя ласкательное…

Vous êtes priée d’assister aux convoi, service et enterrement de l’ennuyeuse sagesse qui se feront dans la nuit du 16 au 17 Décembre au son joyeux de l’orchestre de Bullier.

Dites à votre mère qu’il ne sera fait aucune mal239.

– Зачем же мать-то предупреждают, – с недоумением спросила я Danet.

Тот опять рассмеялся.

– Да просто потому, что там бывает как раз наоборот. Ну это и смешно, ce qui est rigolo…240

Les internes en médecine des Hôpitaux de Paris241.

Madame – Lydia242.

Внизу на отдельном сгибе, предполагаемом для контроля при входе, тоже мелким шрифтом было написано:

BAL DE L’INTERNAT TUYAUX.

L’entrée du Bal est rigoureusement interdite à toute personne non costumée ou insuffisamment costumée.

Le domino, le loup et le costume de cycliste seront irrévocablement refusés à la porte243.

И еще ниже – опять имя Madame Lydia, и тоже обязательное предупреждение о времени открытия и закрытия дверей.

– Итак, вы будете madame Lydia, une petite fleuriste…244 Предупреждаю, что на этом балу все говорят друг другу «ты». И мы, значит, должны делать то же… и вообще вести себя как все… Я должен обнимать и целовать вас, – иначе нельзя, мы обратим на себя внимание.

– Что ж… я согласна… – и про себя подумала: с Danet это можно. Он слишком хорош собой, и в нем есть что-то, что нравится женщинам… какое-то неотразимое обаяние беззаботно уверенной в себе силы, без тени фатовства.

– Ну, так начнем теперь же… надо приучаться – вы будете мне говорить toi – Georges, а я вам – toi, Lydia…245

– Хорошо, хорошо…

– Теперь условимся относительно времени. Вы приедете ко мне в понедельник к 5 часам. Отобедаем в ближайшем ресторане. Оттуда – ко мне, оденемся и поедем в Брока, а потом в Бюллье. Ночуете вы у нас. Вот здесь – в кабинете я вам все устрою; диван очень удобный. Я предлагаю это, потому что неудобно вам в костюме возвращаться к себе… А потом – во вторник – в 11 часов встаем и идем, куда кому надо. Не так ли?

Я была тронута таким вниманием и деликатностью Danet. Действительно, он хотел доставить мне удовольствие и избавить от всех последствий такого шага.

И я ушла почти счастливая при мысли о том, что завтра наконец-то увижу, увижу его…

16 декабря, понедельник.

С трудом дождалась конца урока в Franco-English Guild. В четыре часа бросилась бежать домой, – и, вся запыхавшись, влетела в столовую, где madame Tessier с матерью спокойно дремали в сумерках, сидя у камина.

– Madame Tessier, вообразите, какая радость: встретилась только что с подругой, которая проездом в Париже всего на два дня. Мы так давно не видались, – сейчас ухожу к ней в номер и не вернусь до завтра, до полудня, – ночую у нее, – вернее – всю ночь проговорим. Так что обо мне не беспокойтесь. Я сейчас ухожу, тороплюсь. До свиданья.

Madame Tessier любезно пожелала мне провести приятно вечер с подругой, и я, покончив с этой неизбежной формальностью, поскорее собрала пакетик с полотенцем, мылом и разной туалетной мелочью – поехала к Danet на rue Varin.

8 часов вечера.

Поскорее вынимаю из кармана заветную тетрадку и набрасываю последние строки.

Мы одевались в рабочем кабинете, который предоставлен в мое распоряжение. Danet и Charles в спальне.

– Es-tu, Lydia, prête?246 – кричит Danet.

Вторник, 17 декабря.

Когда я вошла в спальню, мои товарищи уже оканчивали свой туалет.

Danet окинул меня быстрым взглядом, схватил карандаш, слегка провел им по бровям, чуть-чуть тронул пуховкой лицо и торжествующим тоном воскликнул:

– Прекрасно! Посмотри теперь на себя – о, как ты хороша, Lydia…

И я увидела в зеркале прекрасную бледную молодую женщину с темными бровями и волной белокурых волос, которые падали почти до колен, – в тунике цвета mauve и белом пеплуме, который падал с плеч красивыми мягкими складками… Узенькая ленточка mauve с цветными камнями, надетая на лоб, придавала лицу какое-то таинственное выражение, и глаза из-под темных бровей смотрели серьезно и важно…

– Lydia, Lydia…

Danet любовался мной с восторгом артиста. В самом деле – такая, какой я была в эту минуту, – разве не была я его созданием с ног до головы? Не он разве придумал и нарисовал этот костюм, – настоял на том, чтобы я распустила волосы, загримировал!

Здесь, в Париже, научилась я ценить и понимать внешность… И искренно, как ребенок, залюбовалась своим отражением. Сознание того, что я хороша, наполняло меня всю каким-то особенным ощущением, делало почти счастливой… Серьезная курсистка, суровая книжница, вся погруженная в науку – куда они делись?

Я сама себя не узнавала: мне казалось, что какая-то другая, новая женщина проснулась во мне…

Если бы кто-нибудь год тому назад предсказал, какой стану я – я воскликнула бы с негодованием: не может быть, немыслимо!

Ведь я четыре года училась в Петербурге и ни разу не полюбопытствовала пойти на костюмированный бал Академии Художеств.

А теперь… теперь ради