Хроники Черного Отряда. Книги юга. Игра Теней. Стальные сны. Серебряный клин - Глен Кук

Она не убрала руку. Думаете, у меня много друзей, способных на такой жест?

Из кареты кто-то вышел. А этот субчик вовсе не в черном!

– Ну и павлин! – сказал Боманц.

Мне всегда хотелось узнать, что означает это слово.

Павлин походил вокруг, оглядел трупы, развалины, что-то сказал одному из сопровождающих. Всадник поднялся по лестнице, проехался по несгоревшей части дворца. Через минуту оттуда повалили люди. Остальные всадники сгуртовали их, развернули лицом к хлыщу.

Вышли и Осенняя Паутинка с Паучьей Шелковинкой. Всадник бесцеремонно погнал их к своему начальнику.

– На ковер вызвал, – сказал Боманц. – Любопытно, что скажет.

В том, кто из них главный, не могло быть никаких сомнений – близнецы только что на брюхе не ползали перед визитером. Головомойка продолжалась минут десять. Потом ведьмы в лихорадочной спешке разослали своих людей в разные стороны.

– И что дальше? – пробормотал Ворон.

Павлин устроился на постой в единственном невредимом здании – в храме. Внизу. И мы застряли на колокольне.

Народ потянулся поглазеть на дорогого гостя. Одной из первых явилась бригадир Уайлдбранд. Ее «Ночные хищники» еще не успели поучаствовать ни в одной драке. На несколько часов хаос утих, ошалевшие жители Весла переваривали новость о появлении новой метлы. А потом снова полыхнуло. Да еще как!

Но к рассвету безобразия закончились, бунт исчерпал свои ресурсы.

О том, что он скоро прекратится, мы узнали еще ночью. Прилетела весточка, что Хромой направился к Веслу – решил заполучить серебряный клин.

А Весло решило этого не допустить. Вернее, решил Изгой – посланник Башни.

– Чертов Хромой! – выругался я. – Жизней у него больше, чем у кошки.

– А ведь я говорил, что надо от него избавиться, – проворчал Ворон и зыркнул на Душечку.

Это она оплошала. Настолько была уверена, что не сочла нужным спорить с богом-деревом.

Изгой приказал удержать Весло и уничтожить Хромого. Согласно донесениям наших разведчиков, он готов сражаться до последнего человека в этом городе.

Вот же гадство! Что мешает Башне прислать того, кто возьмется за дело серьезно?

Первым проснулся Смедз. Даже не успев собрать мозги в кучку, он понял: случилось плохое.

Исчез Талли.

Может, просто вышел отлить?

Смедз вылез из подвала. Утро на диво ясное, Талли нигде не видать. А ближайшая улица, прежде пустынная, забита телегами, и каждая везет трупы.

Смедз вытаращился на них. Потом нырнул обратно в развалины, нашел Рыбу и растряс его. Тот сонно прорычал:

– Какого черта?

– Талли сбежал. А снаружи что творится – не поверишь, пока сам не увидишь.

– Вот же болван! – С Рыбы мигом слетела сонливость. – Ладно, бери свое барахло. Надо перебраться туда, где нас не будут искать с его подачи.

– Чего?

– Твой кузен исчерпал кредит моего доверия. Лучше я буду знать, где он находится, а не наоборот. Человек, способный в два счета продуть целое состояние, – дурак. Человек, который не может сидеть тихо, когда кругом такое творится, – это дурак опасный. Еще чуть-чуть, и я потеряю терпение. Своими выходками он не только себя может погубить, но и нас. И если попадется… Страшно даже представить.

– Ты наружу-то выгляни.

Рыба поднялся наверх, выругался и вернулся.

– Надо узнать, что происходит.

– Так ясно же. В ту низинку свозят трупы погибших в мятеже.

– Не понимаешь ты главного. Кто все это задумал, кто довел людей до белого каления? Когда мы здесь спрятались, они кинулись рвать друг другу глотки.

Вскоре Смедз и Рыба обнаружили, что хаос не умер, а всего лишь залег в кратковременную спячку. Да и то не повсеместно. Оставались еще очаги сопротивления – в основном это колдуны не желали принять наступивший в одночасье новый порядок.

Близнецов из Чар отстранили от власти, на их место заступил некто по имени Изгой. И теперь, похоже, город ополчался, готовился к новой встрече с Хромым.

– Мир вконец рехнулся, – сказал Смедз, когда они с Рыбой приблизились к «Черепу с костями».

– И это даже слишком мягко сказано.

Похоже, хозяин гостиницы был крайне разочарован тем, что нелюбимых постояльцев не пришибли в мятеже. Нет, Талли он не видел с тех пор, как тот изъявил желание позавтракать и был вытолкан в шею. Денег он не предлагал, а в долг больше ни шиша не получит.

– Пожевать чего-нибудь найдется? – спросил Смедз.

– Найдется черствая краюха, вот ее-то я и пожую за ужином, в водичке размочивши. Хотите, пошарьте в погребе, может, и словите пару крыс. Я их вам пожарю.

Смедз понял, что трактирщик не шутит.

– А Талли, часом, не упомянул, куда он направляется?

– Нет. Но сразу за порогом повернул направо.

– Спасибо. – Рыба двинулся к выходу.

– Про награду слышали? – спросил хозяин.

– Что за награда? – спросил Смедз.

– За серебряный клин, из-за которого вся эта катавасия. Новое начальство обещает выплатить сто тысяч оболов, без лишних вопросов, без обмана, без риска. Просто приходи да забирай денежки.

– Ну ни хрена себе! – восхитился Рыба. – Парень явно не бедствует. Хотел бы я с ним местами поменяться.

– А мне думается, нет никакого клина, – проворчал Смедз. – Иначе его бы давно нашли ведьмы и колдуны, вон их тут сколько. Идем, Рыба, надо разыскать моего тупого родственничка.

Выйдя на улицу, Рыба спросил:

– По-твоему, он что-то задумал?

– Наверняка, если услышал про награду. Считает, что мы с ним обращались слишком плохо, поэтому нас можно и нужно кинуть. Вот только он не знает, где спрятан клин. И поэтому решает, не выдать ли нас палачам.

– Этот может. И совесть его не замучает. Талли Шталю наплевать на всех, кроме собственной персоны. Должно быть, он с самого начала хотел нас использовать, а после урыть по одному, да только не все так просто исполняется, как воображается.

– Да, этот может, – признал Смедз. – Необходимо действовать, исходя из предположения, что он решил нас продать. Правильно рассуждаю?

– Мы были бы последними идиотами, если бы в этом усомнились. Ты знаешь все кузеновы привычки и нычки, вот и разыщи его. А я выясню, где засел Изгой, и подожду Талли на пути туда.

– А что, если он уже…

– Тогда нам хана. Или есть сомнения?

– Нет. Слушай, а давай мы сами продадим клин этому Изгою. Сотня тысяч – приличные деньги. Я даже считать до стольки не умею.