Тито и товарищи - Йоже Пирьевец

Из-за психологического давления, которое она на себе испытывала, Йованка начала много есть, что приобрело характер одержимости. Мария и Йоже Вилфан, которые были близки к Тито в 1950-е гг., рассказывали, как во время визитов в Брдо она вставала ночью и шла на кухню, где таскала из холодильника пирожные. Из-за того, что была не прочь выпить, она сильно располнела и из модели превратилась в дебелую балканскую матрону, хотя своего шарма и не потеряла. Но шарм был виден только на фотографиях, в реальной жизни она стала несносной, много о себе мнящей, упрямой и злой: с прислугой, которая работала в разных домах Тито, она обращалась как тиран, постоянно увольняла и меняла людей, так что повсюду создавала атмосферу напряженности. Говорят, что из различных служб при президенте она уволила более тысячи человек разных должностей и профессий[2545].

Как-то в начале 1950-х гг. она потребовала, чтобы из администрации Бриони уволили 50 человек разом. Хотя подбор кадров был очень трудоемким процессом, поскольку у Тито работали только проверенные и высококвалифицированные профессионалы, она постоянно повторяла, что «никто ничего не делает, и никто ничего не умеет»[2546]. Лео Матес, который в конце 1950-х – начале 1960-х гг. некоторое время работал секретарем Тито, говорил: «Йованка была настолько злобной по отношению к персоналу Белого дворца, что могла бы получить пожизненный срок в тюрьме»[2547]. Весьма грубо и часто просто агрессивно Йованка относилась к важнейшим сотрудникам президента, которые в своих воспоминаниях о ней оставили критические заметки. Когда в 1958 г. Лео Матес занял должность главного секретаря Тито, его предшественник Йоже Вилфан сказал ему: «Будь осторожен, хорошо сработайся с первой леди, ее мнение для твоей работы важнее, чем мнение Тито»[2548]. Помимо Вилфана, который ввел практику, чтобы «при дворе» с ней обращались как с «первой дамой», Йованка перессорилась со всеми ближайшими соратниками Тито. В их число входил и Владимир Попович, член верховного партийного руководства, который попал в немилость и вынужден был отбыть в изгнание в Лондон, где вскоре умер, будучи не в состоянии бороться с раком. С негодованием он жаловался перед смертью: «Я был выброшен из кабинета президента, словно пес». Те, кто был близок к Тито, говорили, что он уже давно «заложник» Йованки[2549]. Не лучше сложилась и ситуация с Богданом Црнобрней, о котором Йованка постоянно говорила, что Тито должен был его повесить «на фонарном столбе». Чтобы отделаться от него, Тито отправил Црнобрню послом в Вашингтон, но Йованка не перестала его преследовать. В сентябре 1971 г., в преддверии визита Тито в США, в организации которого Црнобрня принял самое активное участие, Йованка потребовала, чтобы его сняли с занимаемого поста. Когда министр иностранных дел Мирко Тепавац узнал, что происходит, он тут же исполнил приказ, однако набрался смелости и спросил Тито, почему нужно менять посла непосредственно перед его визитом в Вашингтон. «Ты когда-нибудь ссорился с женой? – Тито был искренен. – Йованка мне вынесла мозг. Что мне оставалось делать, как не угодить ей ради мира в доме?»[2550]

Йованка начала становиться несносной уже в конце 1950-х гг., что видно из рассказа командующего охраны Тито генерала Милана Жежеля о большом азиатско-африканском турне 1959 г. Она начала выступать против протокола, жалуясь, что ею якобы пренебрегают из-за повышенных мер безопасности, из-за чего на «Галебе» воцарилась атмосфера крайней напряженности[2551]. Еще более тяжелая обстановка сложилась во время следующего путешествия Тито в 1961 г. в Африку. Йованку на корабле сопровождала целая группа портних, которые шили ей платья, и не одно или два, а десяток для посещения каждого государства. Всего около 150 платьев. «На корабле была швейная мастерская», – рассказывал секретарь Тито Лео Матес. Был случай, когда Йованка потребовала, чтобы из Белграда был отправлен специальный самолет с шелком, который она оставила дома. Тито не согласился. Началась бурная ссора, во время которой Йованка ему желчно заявила: «А ты что делал вчера? Во время остановки ты перешел на торговый корабль (который сопровождал “Галеб”), чтобы посмотреть на тюленя, которого тебе подарили в Гане. А всем ты сказал, что хочешь сходить к матросам и посмотреть, как они живут». Тито на эти слова, которые были сказаны перед обслуживающим персоналом, ответил ей: «Как только самолет прилетит, ты отправляешься домой!» Йованка разрыдалась и два дня ее и Тито никто не видел[2552].

В последние годы жизни Тито она начала лелеять политические амбиции и интриговала прежде всего против Александра Ранковича. Она утверждала, что не хочет закончить как королева Драга, которую вместе с королем Александром Обреновичем сербские заговорщики убили в 1903 г., и хотела, чтобы Леку отстранили от политики. По признанию Карделя, она была еще более радикальна: она требовала убить Ранковича и закопать на трехметровой глубине. Говорят, что при помощи Стево Краячича и его специалистов она «обнаружила» прослушку под их с Тито постелью. Часто она хвалилась тем, что Брионский пленум, на котором произошло падение «товарища Марко», ее рук дело. Она была так довольна результатом, что сразу же после пленума отправилась в Париж покупать летний гардероб (обычно она ездила в Италию)[2553].

После смерти Тито в стиральной машине нашли его записи и другие документы, связанные с отстранением Ранковича, которые спрятала Йованка. Пока она была «при дворе» хозяйкой, у нее были ключи от всех личных тайников мужа [2554]. После свержения «товарища Марко» Йованка, которой тогда было 37 лет, начала более открыто демонстрировать свои властные амбиции. Престарелого супруга она хотела «освободить от некоторых обязанностей», чтобы исполнять их самой и одновременно его защитить. «Тито совершенно слеп. Вокруг него плетутся заговоры, а он ничего не видит. Здесь только я одна, словно наседка, защищающая своих птенцов, могу его спасти». Она начала сама выстраивать отношения Тито с миром, решать, кого президент примет, а кого нет и когда, следить за его телефонными переговорами. Так началось осадное положение, в котором ее супруг Броз «окуклился», при этом сложно сказать, кто из них был больше в этом виноват.