Египтянин - Мика Валтари

Эйе сказал:

– Ты должен отказаться от трона, фараон Эхнатон, если хочешь сохранить себе жизнь! Пусть вместо тебя правит Сакара, пусть он отправится в Фивы и принесет жертву Амону, тогда жрецы назовут его фараоном и возложат на его голову красный и белый венцы.

А Хоремхеб сказал:

– Мое копье удержит для тебя трон, фараон Эхнатон, если ты вернешься в Фивы и принесешь жертву Амону. Жрецы могут поворчать, но я быстро утихомирю их своей плеткой. А потом они вообще забудут, как ворчать, когда ты объявишь священную войну за возвращение Сирии Египту.

Фараон Эхнатон переводил свой взгляд с одного на другого, улыбаясь безжизненной улыбкой.

– Я жил и умру царем, – сказал он. – Никогда я не поклонюсь ложному богу и никогда не объявлю войну, чтобы на крови удержать свою власть. Фараон сказал.

Произнеся это, он завесил лицо краем своей одежды и вышел, оставив нас троих в зале приемов, где запах смерти наполнял наши ноздри.

Эйе развел руками и посмотрел на Хоремхеба. Хоремхеб тоже развел руками и взглянул на Эйе. Я сидел на полу, потому что колени мои подгибались, и смотрел на них обоих. Вдруг Эйе хитро улыбнулся и сказал:

– Хоремхеб, у тебя копья, значит трон – твой. Надевай на свою голову венцы, которых ты жаждешь.

Но Хоремхеб насмешливо рассмеялся и ответил:

– Я не так глуп. Бери себе эти вонючие венцы, если хочешь, потому что копья колют задницу, когда пробуешь усидеть на них. Да и царской крови во мне нет. Ты отлично знаешь, что вернуться к прошлому после всего, что произошло, невозможно. Египту грозит голод и война, и, взойди я сейчас на трон, народ обвинит во всех будущих бедах меня, и тебе будет легко свалить меня, когда ты сочтешь, что пришло время.

Эйе сказал:

– Что ж, тогда Сакара, если он изъявит желание вернуться в Фивы. А если не он, то Тут. Тут согласится наверняка. В их супругах течет священная кровь. Пусть они примут на себя гнев народа, пока времена не изменятся к лучшему.

– Значит, пока ты собираешься править из-за их спин, – сказал Хоремхеб.

– Ты забываешь, – возразил Эйе, – что у тебя войско и что тебе сейчас сражаться с хеттами. Если ты берешься за такое, значит в земле Кемет нет человека сильнее тебя.

Так они препирались, пока не поняли, что судьбы их крепко связаны и что один без другого обойтись не сможет. Тогда Эйе сказал:

– Признаюсь честно, что я сделал все, что было в моих силах, чтобы свалить тебя, Хоремхеб. Но теперь ты стал сильнее меня, Сын сокола, и обойтись без тебя я не смогу: если хетты нападут на нас, в моем положении веселого будет мало. Я, разумеется, не тешу себя мыслью, что какой-нибудь Пепитамон сумеет повести войну против хеттов, хоть он и неплохо справляется со всякими кровопусканиями и заплечными делами. Пусть нынешний день станет днем нашего союза, Хоремхеб, потому что вместе мы сможем править Египтом, а по отдельности оба падем. Без меня твое войско бессильно, а без твоего войска погибнет Египет. Поклянемся же именами всех египетских богов, что отныне мы будем вместе. Я уже стар, Хоремхеб, и жажду вкусить сладость власти. А ты молод, и у тебя еще есть время ждать.

– Я жажду не венцов, а хорошей войны для моих головорезов, – сказал Хоремхеб, – но, помимо всего прочего, я хочу кое-чем заручиться, иначе ты обманешь меня при первом удобном случае. Я тебя знаю.

Эйе развел руками:

– Какая еще может быть порука? Разве войско – недостаточное ручательство?

Лицо Хоремхеба потемнело, взгляд его беспокойно прошелся по стенам, а ноги в сандалиях задвигались по каменным плитам, словно пытаясь зарыться в песок. Помолчав, он ответил:

– Я хочу взять в жены царевну Бакетатон. Да, воистину так: я хочу и намерен разбить с нею горшок, даже если разверзнутся небеса и земля, и никто, даже ты, не помешает мне!

Эйе воскликнул:

– Ага! Теперь я понимаю, куда ты метишь! Что ж, ты хитрей, чем я думал, и заслуживаешь моего уважения. Кстати, она уже поменяла свое имя на Бакетамон, и жрецы ничего против нее не имеют, да и в жилах у нее течет священная царская кровь. Воистину, беря ее в супруги, ты получишь законное право на престол, и даже более веское, чем зятья Эхнатона, ведь за ними одна только неправедная и незаконная кровь. Воистину, твой расчет искусен, Хоремхеб, но я на это не пойду, во всяком случае пока не пойду, иначе я окажусь у тебя в руках и у меня не останется никакой над тобой власти.

Хоремхеб завопил:

– Да возьми ты себе эти вонючие венцы! Я хочу ее больше, чем трон, я хочу ее с того самого мгновения, когда впервые увидел ее красоту в Золотом дворце. Я жажду смешать свою кровь с кровью великого фараона, чтобы из моих чресл вышли будущие цари Египта. Ты жаждешь венцов, Эйе? Бери их, когда сочтешь, что настало время, мои копья поддержат твой трон, но мне отдай царевну; я взойду на престол после тебя; даже если ты будешь жить еще долго, у меня есть время ждать, как ты сам сказал!

Эйе потер рукой рот и погрузился в размышления. Размышлял он долго, но постепенно на лице его начало проступать все большее довольство: он нашел способ держать Хоремхеба в своих руках. А я все сидел на полу, слушал их разговоры и дивился человеческим сердцам – эти двое бойко пристраивали венцы, в то время как фараон Эхнатон жил и здравствовал в соседних покоях. Наконец Эйе сказал:

– Ты ждал царевну долго, скрепись и подожди еще некоторое время. Тебе еще предстоит тяжелая война, а в военную пору не до свадебных приготовлений. Да и благосклонности царевны вдруг не добьешься, она ведь смотрит на тебя с великим презрением, как на всякого рожденного на навозе. Но у меня – заметь, именно у меня! – есть средство, чтобы склонить ее к согласию, и я клянусь тебе именами всех египетских богов, что в тот день, когда я возложу на свою голову красный и белый венцы, я своими руками разобью между вами горшок и ты, Хоремхеб, получишь царевну. Больших уступок ты от меня ждать не можешь, потому что я и так окажусь у тебя в руках.

Но Хоремхеб устал от торга. Он сказал:

– Пусть будет так. Теперь остается довести это вонючее дело до конца. Надеюсь, что ты не станешь без толку строить козни: ты ведь всерьез