Лев Троцкий - Георгий Чернявский

Двадцать седьмого мая Троцкий направил прокурору республики, начальнику полиции и министру внутренних дел обширное письмо,[1518] в котором убедительно обосновывал свой тезис, что покушение было организовано по личному приказу советского диктатора. «Покушение могло исходить только из Кремля, только от Сталина». Троцкий высказывал казавшуюся в первый момент нелепой, но совершенно точную догадку о причастности к покушению художника Сикейроса. Хотя она была высказана осторожно, смысл был однозначным: «Я позволю себе также высказать предположение, что Давид Сикейрос, который участвовал в гражданской войне в Испании в качестве крайне активного сталинца, не может не быть осведомлен о наиболее видных деятелях ГПУ испанской, мексиканской и других национальностей, которые прибыли в разное время в Мексику через Париж». Когда в коммунистические круги просочились эти подозрения, их попробовали высмеять. Появилась даже карикатура, изображавшая Троцкого, пытавшегося нанести удар топором по сидящему к нему спиной Сикейросу.[1519] Поразительно, но коммунистические пропагандисты как бы предчувствовали то, что произойдет через пару месяцев, но в прямо противоположном смысле — убийство своего ненавистного оппонента подобием топора.

Скоро в руках полиции оказались свидетельства участия Сикейроса в покушении. Он вынужден был скрыться. В конце концов художник-террорист был арестован, признался в преступлении, хотя отрицал намерение убить Троцкого, заявив на следствии: «Мы хотели высылки этого профессионального заговорщика из страны. Наша атака была не более чем акцией устрашения».[1520] Мексиканский художник, таким образом, отрабатывал будущую Международную премию «За укрепление мира между народами», которой его наградит уже Л. И. Брежнев в 1967 году. Следователи смеялись, выслушивая нелепости и вспоминая, что полицейские насчитали только в спальне Троцких 73 повреждения от пуль. Но до суда дело не дошло. Новый президент М. Авила Камачо распорядился выпустить Сикейроса на поруки, а он тотчас сбежал в Чили. Позже Сикейрос был помилован и, таким образом, полностью избежал наказания.

Понимая, что за первой попыткой покушения последуют новые, команда Троцкого при содействии мексиканских властей превратила дом на авенида Виена в подлинную крепость. На окнах были установлены стальные ставни, наружные стены укреплены дополнительной каменной кладкой и обложены мешками с песком, проведена разветвленная сигнализация. Вокруг дома дежурили пять полицейских патрулей. Троцкий стал называть этот дом своей маленькой крепостью.

Узнав, что покушение провалилось, Берия, по воспоминаниям Судоплатова, был взбешен.[1521] Через несколько дней поступило донесение Эйтингона от 30 мая, в котором, в частности, говорилось:

«а) О нашем несчастье Вы узнаете из газет подробно…

б) Пока все люди целы, и часть уехала из страны.

в) Если не будет особых осложнений, через 2–3 недели приступим к исправлению ошибки…

г) Принимая целиком на себя вину за этот кошмарный провал, я готов по первому Вашему требованию выехать для получения положенного за такой провал наказания».[1522]

Нарком не без содрогания отправился на доклад к «хозяину» на Ближнюю дачу. Понимая, однако, что Эйтингон остается единственным возможным рычагом в осуществлении убийства Троцкого, Сталин милостиво распорядился послать ему шифровку с выражением доверия.[1523]

В действие вступал новый план расправы — операция «Утка», которая по случаю ее трансформации была переименована в операцию «Мать». Руководителем оставался Эйтингон, его главной помощницей К. Меркадер, исполнителем ее сын. Главным средством осуществления задачи, учитывая повышенные меры безопасности, было избрано внедрение в среду, имевшую доступ в особняк, и последующее убийство.

Не прошло трех месяцев после первого налета, как Рамон Меркадер завершил реализацию заговора против жизни Троцкого. Теперь убийство готовилось более тщательно, чем налет 24 мая. Правда, был допущен «прокол». НКВД снабдил Меркадера подложными документами на имя канадца Фрэнка Джексона, не позаботившись выяснить, как пишется эта фамилия. Проявилась неразбериха, царившая в этом ведомстве в связи с арестами и расстрелами его опытных сотрудников и заменой их новичками-карьеристами. В паспорте и прочих бумагах Меркадер был назван «Jacson», тогда как на самом деле фамилия должна была выглядеть «Jackson». Спохватятся только тогда, когда Троцкий будет убит.

Новоявленный «Джексон» появился в Нью-Йорке в сентябре 1939 года. Он встретился со своей любовницей Сильвией и объяснил, что путешествует по поддельному паспорту, так как дезертировал из бельгийской армии и нашел работу в импортно-экспортном агентстве в Мехико. Туда им следует отправиться, там они заживут счастливо неподалеку от любимой сестры Сильвии, работавшей в штабе Троцкого.

В январе 1940 года парочка появилась в Мехико, где сняла квартиру. Оказалось, что секретарской работы в доме Троцкого стало особенно много. Сильвию, знакомую с этой работой, привлекли к делу. Меркадер каждое утро отвозил ее на авенида Виена и вечером приезжал за ней.

Его поведение было точно рассчитано Эйтингоном. Вначале Рамон не предпринимал попыток проникнуть в дом. Заявив, что стоит вне политики, он попросил Сильвию не вести с ним разговоров на эту тему. Если кто-то из обитателей дома мог заподозрить в чем-то любовника Сильвии, то его поведение разрушало опасения. Между собой секретари и охранники говорили, как повезло этой совсем не интересной женщине.

Постепенно Меркадер стал в окружении Троцкого знакомой фигурой. Обитатели дома вначале сухо здоровались с ним, затем стали более приветливыми, вступали в разговоры. Однажды он предложил супругам Росмер покатать их по городу. Они приняли предложение и были в восторге от услужливого молодого человека. Перед отъездом во Францию Росмеры пригласили Меркадера в дом, где он пробыл недолго, — выпив стакан чаю, почти сразу удалился. Вскоре Меркадер отвез Росмеров в порт, откуда они отбыли за океан.

После этого Рамона стали иногда приглашать в дом, как знакомого человека. Когда через некоторое время Сильвия отправилась в Нью-Йорк, его визиты продолжались и изменилось поведение. Он стал проявлять интерес к идеям Троцкого, а затем заявил, что желал бы разобраться в «троцкизме», к которому почувствовал влечение. До майского покушения, однако, Меркадер оставался в резерве.