Врата Мёртвого Дома - Стивен Эриксон

Капитан очнулся под звуки взрывов и треск дерева. Он заморгал во тьме, а под ним бешено качалась «Затычка». На палубе послышались крики. Со стоном капитан заставил себя вскочить с постели, почувствовал ясность в уме, которой не знал долгие месяцы, свободу действий и мысли, которая недвусмысленно говорила ему, что влияние Жемчуга исчезло.

Он добрался до двери каюты — руки и ноги ослабели от долгой неподвижности — и вывалился в коридор.

Выбравшись на палубу, он обнаружил себя в толпе перепуганных матросов. Два жутких создания сошлись в бою прямо перед ними: больший из противников уже превратился в массу изорванной плоти, ибо не мог превзойти молниеносную скорость врага. Отчаянными взмахами огромной двулезвийной секиры он уже разбил палубу и планширь в щепки. Ещё раньше он перерубил мачту, и хотя та ещё стояла, запутавшись в такелаже, брус опасно наклонился, и под его весом накренился весь корабль.

— Капитан!

— Заставь ребят вытянуть шлюпки на корму, Палет, — оттуда их спустим.

— Есть! — Заместитель первого помощника стал выкрикивать команды, затем снова обернулся, чтобы улыбнуться капитану. — Рад, что ты снова с нами, Картер…

— Заткнись, Палет! Мы в Малазе, а я ведь утонул много лет назад, помнишь? — Он прищурился, глядя на борьбу демонов. — Этого «Затычка» не выдержит…

— Но сокровища…

— К Худу! Мы её потом поднять сможем — если только живыми останемся. Давай-ка теперь поможем парням со шлюпками — мы воду набираем и быстро идём на дно.

— Храни нас Беру! В море же полно акул!

В пятидесяти ярдах от них капитан быстроходного торговца стоял рядом со своим первым помощником и пытался разглядеть, что же происходит впереди.

— Табань вёсла, — сказал капитан.

— Есть.

— Корабль идёт на дно. Собери людей, спускай спасательные шлюпки…

По палубе позади застучали конские копыта. Оба развернулись. Первый помощник вышел вперёд.

— Эй! Ты что вытворяешь, клянусь Маэлем? Как ты вообще этого треклятого коня вытащила на палубу?

Женщина подтянула подпругу, затем взлетела в седло.

— Прости, — сказала. — Но я не могу ждать.

Матросы и морпехи бросились врассыпную, когда она пустила коня вскачь. Жеребец подлетел к планширю и прыгнул во тьму. В следующий миг послышался громкий всплеск.

Первый помощник с отвисшей челюстью посмотрел на капитана.

— Вызывай корабельного мага и выведи ему козу, — рявкнул капитан.

— Что?

— Если кто такой отчаянный или глупый, чтобы сотворить то, что она только что сотворила, мы должны помочь, чем только можем. Прикажи корабельному магу разогнать акул и всё остальное, что там её может поджидать. И живо!

Всякий трон — мишень для стрел.

Келланвед

Под гигантским шпилем Вихря поднялось облако пыли поменьше — огромная армия сворачивала лагерь. Своенравный ветер разносил охряные тучи прочь из оазиса, и они оседали тут и там среди старых развалин. Воздух повсюду золотился, словно пустыня наконец открыла свои воспоминания о богатстве и славе, чтобы только показать, какими они были на самом деле.

Ша’ик стояла на плоской крыше деревянной смотровой башни рядом с дворцовым плацем. Она практически не замечала суеты и беготни внизу, вглядываясь в золотое марево на юге. Девочка, которую она удочерила, сидела рядом и смотрела на мать проницательным, пристальным взглядом.

Приставная лестница заскрипела — Ша’ик не сразу поняла, что кто-то поднимается на башню, обернулась и увидела, как из люка появляются голова и плечи Геборика. Бывший жрец выбрался на платформу и положил невидимую руку на голову девочке, прежде чем обернуться к Ша’ик.

— Глаз да глаз нужен за Л’ориком, — заявил Геборик. — Остальные двое только воображают, что очень хитры и скрытны.

— Л’орик, — пробормотала она, снова глядя на юг. — Что ты в нём чувствуешь?

— Твоё знание превосходит моё, девочка…

— И тем не менее.

— Мне кажется, он чует сделку.

— Сделку?

Геборик подошёл к ней и опёрся татуированными запястьями о тонкие деревянные перила.

— Которую с тобой заключила богиня. Ту, что подтверждает: перерождение на самом деле не свершилось…

— Не свершилось, Геборик?

— Да. У ребёнка нет выбора, рождаться или нет, ребёнок вообще не имеет своего слова. У тебя было и то и другое. Ша’ик не переродилась, она пересотворилась. Л’орик вполне может это унюхать, решить, что это дырка в твоей броне.

— Значит, он рискует навлечь на себя гнев богини.

— О да, и мне кажется, он об этом хорошо знает, девочка. Поэтому за ним нужно присматривать. Аккуратно.

Некоторое время оба молчали, глядя на непроницаемую завесу на юге. Наконец Геборик откашлялся.

— Может быть, с твоими новыми дарованиями ты сумеешь ответить на некотрые вопросы.

— Например?

— Когда Дриджна выбрала тебя?

— О чём ты?

— Когда начались манипуляции? Здесь, в Рараку? В Черепке? Или на другом континенте? Когда богиня впервые обратила на тебя свой взор, девочка?

— Никогда.

Геборик был поражён.

— Это…

— Невероятно? Да, но это правда. Это был мой путь — и только мой. Ты должен понять: даже богини не способны предвидеть неожиданную гибель, этот извив смертности, принятые решения, тропы, которыми пойдёт или не пойдёт человек. Ша’ик Старшая обладала пророческим даром, но когда получаешь такой дар — он лишь семя. Которое прорастает в свободе человеческой души. Дриджну очень беспокоили видения Ша’ик. Видения безумные. Тень угрозы, но ничего наверняка, ничего точно. К тому же, — добавила она, пожав плечами, — стратегия и тактика — не самые сильные стороны богини Апокалипсиса.

Геборик скривился.

— Это дурное предзнаменование.

— Наоборот. Мы вольны разработать собственные.

— Даже если богиня тебя не направляла, значит, вели кто-то или что-то иное. Иначе Ша’ик никогда бы не получила таких видений.

— Теперь ты говоришь о судьбе. Об этом спорь с другими философами, Геборик. Не всякую загадку можно отгадать, как бы ты ни верил в обратное. Прости, если тебе от этого больно…

— Нет, это ты прости. Но мне кажется, что если смертные — фигуры на доске, то то же и с богами.

— «Противоборство стихийных сил», — с улыбкой сказала она.

Брови Геборика приподнялись, затем он нахмурился.

— Цитата. Знакомая…

— Конечно, знакомая. Эти слова высечены над Императорскими вратами в Унте. Это сказал Келланвед, чтобы оправдать разрушение созиданием — расширение Империи во всей её алчной славе.