Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос

— В смысле? — невольно запинаюсь. — Он же похитил её, держал в плену, явно не с благими намерениями.

— Она была избранной, — заявляет с обманчивой мягкостью.

Шумно сглатываю.

— Юная и невинная, удивительно красивая, достаточно умная и образованная. Идеальная жертва для смелых экспериментов, — продолжает невозмутимо. — Аристократическое происхождение сыграло решающую роль.

Капли пота струятся вдоль позвоночника, липкие щупальца ужаса ворочаются внутри, вынуждая поёжиться.

— Мортон желал заполучить лучшую из лучших, — намеренно растягивает слова. — Девушка из народа его бы не устроила. Слишком скучно. Жизнь простого человека стоит дёшево. Заказывай и оплачивай, пришлют с доставкой на дом.

Круто.

Завораживающий подход. Впечатляет. Прямо загляденье. Ни прибавить, ни отнять. Завидую молча.

Крепче стискиваю подушку.

— Он пригласил отца Дианы на остров, в так называемое царство фантазий, где любые мечты становятся реальностью, предложил отдать дочь по доброй воле и столкнулся с отказом. Но это едва ли изменило его планы. Он не искал разрешения или содействия. Лишь поставил в известность. Элементарная вежливость.

Гребаное дежавю.

Чертовски смахивает на ситуацию с хорошим парнем, непутёвыми братьями и контрольным пакетом акций.

Только ставка выше.

— Он вынудил мачеху Дианы пойти на убийство, потом инсценировал автокатастрофу, чтобы никто не искал наследницу.

Чисто сработано.

Знакомый почерк. Управлять чужими страстями и пороками, дёргать нити, вести послушных марионеток строго по сценарию.

— Он забрал выигрыш, однако ошибся, — криво усмехается. — Добыл то, чего жаждал, а не то, в чём нуждался.

Позорное поражение, первое и последнее.

Единственное уязвимое место.

— Девушки никогда не влюбляются в монстров, — заключает нарочито ленивым тоном, медлит и всё же исправляется: — Почти никогда.

Нет, не говори так, не сравнивай.

Нельзя, никаких параллелей.

У нас всё абсолютно иначе.

Красотой и умом не отличаюсь, родом из босяцкого города. С элитарностью пролетаю мимо. Зато гениальна и очаровательна, глупо отрицать очевидное.

Фейковые похороны. Фиктивный брак. Разные категории, не сопоставить.

Меня ограждают и защищают. Порой жестоко, перегибая палку, срываясь на карательные меры. Но разумно и вполне логично. Без крайнего садизма.

Моя семья неприкосновенна.

— Прости, ты не настолько психопат, — сообщаю с милой улыбкой. — Ну, может немного, совсем чуть-чуть, самую малость. Ничего криминального. Доля маньячности никому не помешает.

И наша сказка не о стокгольмском синдроме.

Однозначно.

— Между тобой и лордом зияет огромная пропасть, — заверяю пылко. — Такая огромная пропасть, которая обычно зияет между адекватным человеком и шизанутым мудаком.

Не драматизируем, не сгущаем краски.

Добро давно обзавелось кулаками. Непонятно, кто в опасности. Безжалостное чудовище или беззащитная девочка. Когтистые лапы любви ранят одинаково сильно.

— Вообще, ты прелесть и лапочка, — звучит фальшиво, скорее всего, с непривычки. — Мой сладкий лапочка. Неповторимый и родной. Зайчик. Нежный и ласковый.

Настало время ох*ительных историй.

Ой, то есть признаний, поразительных признаний.

Берегись.

— Ослеплена чувствами, — тихо произносит фон Вейганд.

Проводит тыльной стороной ладони по моей щеке, опускается ниже, слегка сжимает горло.

Вздрагиваю.

Не то от неожиданного прикосновения, не то от мрака, который клубится в сверкающих чёрных глазах.

— Отвергаешь объективную реальность, — раздаётся скупое замечание с налётом укоризны.

Во рту пересыхает.

Сердце замирает на несколько секунд и больно ударяется о рёбра, мучительная судорога сводит грудь.

— Говоришь, как моя учительница по математике, когда я изорвала контрольную тетрадь на клочки, — автоматически стараюсь шутить. — Нечего ставить паршивые отметки. И нечего указывать, что отвергать, а что нет.

Отпускает меня.

Только это бесполезно.

Всё равно не решаюсь отвести взгляд. Не умею, не способна. Точно дрожащий зверёк застываю перед удавом.

— Представь другие декорации, — повелевает отрывисто. — Ты не влюблена в романтичного шеф-монтажника. Наоборот. Желаешь сбежать, испытываешь отвращение и ужас.

— Невозможно представить, — заявляю сдавленно.

— Попробуй, — требует глухо.

— Ненормально и противоестественно, — отказываюсь.

— Представь, — повторяет с нажимом.

— Не буду, — бросаю упёрто.

— Уверена? — его брови вопросительно изгибаются.

— Да! — восклицаю запальчиво.

— Поразительная стойкость, — ухмыляется.

Вырывает подушку из моих рук, отправляет подальше, восвояси. Действует грубо и жёстко. Прижимается ближе, толкает на спину, распинает, не позволяя освободиться. Мускулистое тело хищника вдавливает покорную добычу в кровать.

— Значит, прелесть и лапочка? — уточняет сладко. — Зайчик?

— Не меняй тему, — произношу сердито.

— Что хочешь узнать? — спрашивает резко. — Что таким как я опасно отказывать? Что изувечу похлеще Мортона?

— Прекрати, — накрываю ладонью его уста. — Ты не он.

— Верно, — шепчет, обдавая испепеляющим огнём. — Я гораздо хуже. Я тот, кто его свергнет и уничтожит.

— Не спорю, — бормочу чуть слышно. — Лорд обречён.

— Здесь не просто месть, — поясняет вкрадчиво, кладёт свою руку поверх моей. — Здесь карающая длань Господа.

Наши пальцы переплетены, будто прутья тюремной решётки.

И отсюда не сбежать, не выбраться.

Подаюсь вперёд, прижимаюсь губами к железной ограде. Закрываю глаза, чувствую, как слёзы струятся по щекам. Врата мигом распахиваются настежь.

Уста двух измученных странников сливаются в алчном поцелуе.

Кто он?

Бог или орудие Бога.

Вечный страж высшей справедливости.

Не важно, не имеет никакого значения.

Плевать.

Не зверь и не человек. Не хитрый лис, не голодный волк. Не грозный медведь, не царственный лев.

Особая порода, иная каста.

Дикий и неистовый.