Хранитель - Ольга Голотвина

- А ты что, с Араншей первый день знаком? Думаешь, она так и вернется в крепость, провалив задание? Да она прямиком в Подгорный Мир попрется, благо знает, где Врата. Пойдет искать гнездовье этих кошек-бабочек, или нору, или где они там выводятся…

- Но она же… она боится Подгорного Мира!

- Боится. Но если приказать - пойдет. И не возвратится.

Потрясенная физиономия дарнигара, раскрасневшаяся в обрамлении рыжей бороды, яснее слов говорила о том, что почтенный Харнат еще не созрел для вдовства. И в ближайшие пятьдесят-шестьдесят лет вряд ли созреет.

Орешек сочувственно потрепал беднягу по плечу, ободряюще хмыкнул и начал спускаться по крутой винтовой лестнице.

Покои Хранителя располагались на втором ярусе громадной башни, которая называлась «шаутей» - «последняя надежда». Внизу находилась просторная трапезная. Именно там, у решетки растопленного очага, были разложены для просушки вещи Хранителя.

В первый момент Орешку, спускавшемуся по лестнице, показалось, что в трапезной никого нет. Но тут же он увидел у дверей худенького невысокого мальчика в кожаной куртке.

- Ильен! - дружески окликнул Хранитель мальчика. - Гулять собрался? Так дождь ведь…

Мальчишка обернулся. В светлых глазах его метнулся страх.

Я… Мы с ребятами… Я в «городок»…

Ну, беги… - растерянно разрешил Хранитель, удивляясь смятению парнишки…

Горстка дров в очаге почти прогорела, угли тлели под серым пеплом. На массивной решетке был разложен сырой черный плащ, почти просохшая рубашка, а на краю прута висел на широкой тесьме небольшой кожаный мешочек. Думая о семейных трудностях дарнигара, Орешек рассеянно снял мешочек с решетки, расправил тесьму… и тут мысли о Харнате и его своенравной супруге начисто вылетели из головы Хранителя.

Конечно, мешочек всегда был легким, но все же…

Нетерпеливые пальцы рванули завязку. Мешочек был пуст. Исчез клочок пергамента, на котором ученый Илларни Звездный Голос из Рода Ульфёр некогда начертал несколько слов - разгадку одной из самых опасных в истории тайн.

Не сразу осознав трагизм происшедшего, Орешек повернулся к лестнице, чтобы позвать служанок… но не крикнул: вспомнил распахнутые глаза Ильена, его замешательство… да какое там замешательство - мальчишка явно был перепуган!

Хранитель пересек трапезную, распахнул две двери и вышел под серое осеннее небо, сочащееся мелким противным дождиком.

По обе стороны от входа в шаутей, укрывшись от дождя под каменным козырьком, стояли двое часовых с алебардами. От них Хранитель узнал, что Ильен только что прошмыгнул мимо - но не направо, в «городок», а в сторону Северных ворот…

Часовые у Северных ворот подтвердили: да, мальчишка был здесь, сказал, что хочет встретить конный отряд. Ребятишки часто выходят за ворота навстречу возвращающемуся с патрулирования отряду, а потом гордо въезжают в крепость на крупах лошадей позади взрослых. Но малыши всегда делают это большой гурьбой, с шумом, смехом, визгом… и уж конечно, не по такой погоде.

- До чего же мне все это не нравится… - озабоченно протянул Хранитель. - А ну, оседлать мне коня!

Три раза Орешек набрасывал на голову капюшон, чтобы спастись от мороси, нависшей в воздухе серой сетью. И трижды капюшон сползал на плечи, открывая густую каштановую шевелюру дождю: Заплатка ненавязчиво напоминал, что пора повернуть коня и возвратиться в уют и тепло, вместо того чтобы тащиться по сырости неведомо куда… Заметив эти штучки Орешек выругался и пригрозил отдать плащ рабыням на тряпки, пусть лестницу моют! Ответа, как и следовало ожидать, не было, но капюшон, который Орешек снова накинул на голову, на этот раз вел себя примерно.

Хранитель вернулся к своим тревожным мыслям. И почему он давным-давно не сжег проклятый пергамент? Сразу надо было его спалить, как только выяснилось, что же стоит за простеньким алхимическим рецептом, в который входят сера, селитра и древесный уголь… Ох, и грохоту было! Полкрепости сбежалось, пришлось что-то быстро соврать… Ну, это не беда, врать Орешек умел и любил. И то, что грудь тогда крепко опалило, тоже ерунда: сошли ожоги, свела их Арлина какой-то пахучей травяной мазью…

Куда хуже было потом, в бессонные ночи, когда глаза не видели над собой черных потолочных балок, уши не слышали тихого дыхания прильнувшей к плечу жены, а в голове огненным колесом кружилась мысль: это как же позабавилась Хозяйка Зла, что в его руки попала тайна, утерянная со времен великого мага Шадридага! Страшно вымолвить - Душа Пламени! Столько сказок… столько легенд… такие ужасы в летописях… а на деле всего-то - селитра, сера, уголь! И что же теперь делать с таким опасным богатством? Отдать королю? Уничтожить?

Зачем было хранить пергамент? Последняя память… Как будто без этих строчек Орешек мог забыть доброго и мудрого человека, который из жалости купил у работорговца шестилетнего малыша и вырастил с любовью и заботой, как родного внука…

А теперь трогательные воспоминания могли довести до беды. Кто же взял пергамент? Неужели все-таки Ильен? Мало с мальчишкой головной боли, теперь еще и это…

Мысли Орешка вернулись в прошлое, в тот день, когда он, окончательно утвержденный королем в правах Сына Клана, въехал в Найлигрим - уже не самозванцем, а законным Хранителем. Но скандальную славу королевским указом не отменишь. Орешек - теперь уже Ралидж! - понимал, что и воины, и жители «городка», и рабы пялятся ему в спину, перешептываясь: мол, повезло-то как бродяге…

Надо было с первого дня показать всем, кто хозяин в крепости. Поэтому Ралидж не пропустил мимо ушей сообщение о том, что за день до его прибытия изловили четверых разбойников. Дарнигар с шайвигаром рассмотрели дело (как и положено в отсутствие Хранителя) и приговорили всех четверых к удавке. А один из разбойников орет на всю крепость, что закон нарушен и боги такого не потерпят…

Ну, орет и орет, кому до этого дело, с удавкой на шее еще не то заорешь! Но Ралиджу надо было к чему-нибудь придраться и задать дарнигару с шайвигаром выволочку, чтоб к Хранителю с трепетом относились. Потому и спустился в подземелье поговорить с осужденным, выяснить, чем это не устраивает его правосудие Великого Грайана.

И с первого взгляда понял: этому чернобородому верзиле наплевать, удавят его или отпустят. Так и так не жилец уже. Лицо землистое, глаза запали и нехорошо блестят, губы побелели, разорванная рубаха позволяет видеть повязку на животе… В бок разбойнику уткнулся мальчишка лет шести-семи, прижался, не шелохнется…

Пленник дерзко, без всякого почтения заявил, что, за такую несправедливость Безымянные нашлют на эту проклятую крепость землетрясение или ураган какой… Ему-то самому плевать, что удавка светит: с такой раной в живот все равно до правнуков не дотянешь. А вот что здешний шайвигар, сволочь жадная, его сынишку решил в рабство продать… Ясное дело, все по закону, а все-таки надо было Левой Руке сперва разобраться! Мальчик остается последним из Рода; если его продадут - Род оборвется… Что-о?! А за кого их с сынишкой до сих пор принимали, за Отребье вонючее? Из Рода они, неужто не видно?