Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

образцовый наставник, это же просто двуличная тварь.

Двуличная тварь…

Преступник…

Тиран и деспот.

Голова закружилась, и в этой бешеной круговерти двух жизней свирепо скалящего зубы в кровожадной усмешке Тасянь-Цзюня из прошлой жизни сменил Мо Вэйюй из жизни этой, который, потупив взор, ласково улыбался ему.

Нет, это не так.

Правда совсем другая.

— Где он? — побледнев, спросил Чу Ваньнин.

— Так в Цитадели Тяньинь, — ответил ему этот селянин. — В границах Верхнего и Нижнего Царства кто ж не знает, что этот человек преступник, виновный с самых чудовищных злодеяниях. Сегодня его духовное ядро будет вырезано и он, наконец, получит по заслугам!

Казалось, сошедшая с горы каменная лавина обрушилась на череп Чу Ваньнина.

— На какое время назначена казнь?! — со слишком явным нетерпением спросил Чу Ваньнин. В этот момент его глаза феникса так ярко и яростно засверкали, что сельский житель даже немного перепугался.

— Припоминаю, но точно не помню, вроде как… в полдень?

В полдень… в полдень… Чу Ваньнин посмотрел на тень отмеряющего время шеста, установленного рядом с полем для просушки зерна, и тут же переменился в лице!

Талисман для вызова дракона был извлечен мгновенно. Стоя в центре поднятой им бури, Чу Ваньнин приказал бумажному дракону сейчас же отправляться в путь. Дракон сначала хотел как обычно попрепираться, почесать языком и понабивать себе цену, но тут заметил слезы в глазах Чу Ваньнина.

Маленький дракончик Чжулун был потрясен и напуган:

— Что с тобой случилось?

— Помоги мне.

Никогда прежде этот бумажный дракон не видел такого выражения на лице Чу Ваньнина. Не представляя, что тут вообще можно сделать, он просто сказал:

— Когда этот достопочтенный дракон отказывался тебе помочь… ох, только не надо плакать.

Чу Ваньнин до скрипа сцепил зубы. Вот только вся его строптивость осталась в прошлом. Правда подточила его внутренний стержень, словно короед сердцевину дерева, и теперь его хребет был сломан.

— Я не плачу! Пока еще не слишком поздно отвези меня в Цитадель Тяньинь!

— Почему ты хочешь лететь туда?

— Спасти человека, — на этот раз он не смог подавить сотрясающую его тело дрожь. Конечно Чу Ваньнин не собирался плакать навзрыд, очевидно, что он никогда не хотел рыдать в голос, но нежеланные слезы все-таки пролились, и он принялся яростно тереть свои покрасневшие глаза. — Спасти одного несправедливо осужденного человека.

— …

— Если в этом мире есть человек, которому нужно вырезать духовное ядро, а его самого подвергнуть всеобщему осуждению, то это точно не он, — хрипло сказал Чу Ваньнин. — Пусть обвинят меня вместо него.

Бумажный дракон больше ни о чем не спрашивал. Когда Чу Ваньнин сел на него, он превратился в гигантского дракона, чьи рога задевали облака, а мощь могла потрясти небо и землю. С ревом он взмыл в небеса и помчался, обгоняя ветер. Его длинные усы развевались, рассекая туман, пока он стремительно поднимался все выше, прорываясь сквозь пропитанное влагой облачное море.

Чу Ваньнин сидел между рогами дракона.

Сильный ветер обдувал его лицо. Здесь, на высоте, граничащей с Девятыми Небесами, было так холодно, что, казалось, кровь в кончиках его пальцев превратилась в лед. Он смотрел вперед: на клубящиеся и наслаивающиеся друг на друга облака, на каскады горных цепей внизу, на вечно текущие реки, на все сущее, что как и вчера жило в этом бренном мире.

На самом деле с момента своего пробуждения он обезумел, окоченел, сломался и разбился на множество осколков.

Сейчас, медленно приходя в себя, он полностью погрузился в страдания и горе, что принесли с собой чужие воспоминания о событиях прошлого. Свернувшись калачиком на теле дракона, он все сильнее наклонялся вперед, пока, наконец, не уткнулся лицом в ладони.

Шквальный ветер завывал в его ушах.

Они собираются осудить Мо Жаня, разрезать его сердце и раздробить духовное ядро…

Чудовищные злодеяния, преступления, заслуживающие высшей кары.

Это не так.

Вой ветра был таким громким, что, казалось, мог заглушить все человеческие радости, горести, скорби и печали.

Небо так высоко, облака так легки. Под порывами северного ветра Чу Ваньнин, наконец, заплакал. Эти две бренные жизни… будь то Тасянь-Цзюнь или образцовый наставник Мо…

Изначально все было не так.

То, что сказал когда-то Мо Жань, было правдой.

С самого начала, с того самого поклона у Пагоды Тунтянь, все это было ошибкой.

Когда солнце достигло высшей точки небосклона и водяные часы преодолели последнюю отметку до нужного времени, служительница Цитадели ударила в колокол и громко огласила:

— Полдень[275.6]!

Стайка испуганных птиц[275.7] взмыла в небеса.

— Да свершится наказание!

Мо Жаня подняли на раму для пыток, связали вервием бессмертных, сняли верхнее одеяние и широко распахнули полы нижней одежды, обнажив грудь.

Сжимая в руке свое непревзойденное божественное оружие — стилет, с холодным как лед выражением лица Му Яньли сделала шаг вперед и встала перед ним.

— Сейчас господин будет подвергнут наказанию. Надеюсь, господин раскается в содеянном.

С ее губ полились слова древнего ритуального напева Цитадели Тяньинь:

«Безбрежный Голос Небес[275.8] не может иметь пристрастий.

Человек Голоса Небес не может иметь привязанностей.

Отдаленный Голос Небес не может оскорбить богов.

Голос Небес исполнен сочувствия, чтобы почитать все живое».

Во взгляде, которым она одарила Мо Жаня, был уважительный… да, несомненно, это был уважительный прощальный поклон.

После того, как она вытащила клинок из ножен, послышалось мерное гудение и искры брызнули во все стороны, словно золотые перья. Сияние стилета отразилось в ее пустых глазах, в которых не было ни капли человечности.

Внизу кто-то прикрыл глаза, кто-то вытянул шею, кто-то тяжело вздохнул с закрытыми глазами, а кто-то радостно зааплодировал.

Ничего удивительного, ведь все люди разные, только и всего.

— Начнем. Небесная кара — вырезание духовного ядра.

Рука с зажатым в ней клинком поднялась и опустилась. Кровь брызнула во все стороны. Повисла мертвая тишина.

А потом на одной из трибун кто-то, не выдержав, закричал так, что, казалось, его крик достигнет Девятых Небес:

— Брат!..

Когда божественное оружие вонзилось в грудь Мо Жаня, горячая ярко-алая кровь потекла бурным потоком. Он распахнул глаза и сначала не почувствовал ничего, но затем опустил голову и увидел окровавленную плоть своего обнаженного сердца.

Его губы шевельнулись. Острая боль была подобна взрыву фейерверка, вызвав бурление тьмы и света перед его глазами.

— Кхэ-кхэ!

Кровь хлынула из его рта, запахло железом.

Безбрежные небо и