Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс

Джордж уже подготовил бумаги, о которых упомянул Халлек, и не откладывая отправил их по назначению. Вызов из министерства пришел раньше, чем он думал.

В коридорах военного министерства, куда его вызвали к половине третьего в понедельник, явственно чувствовались мрачные настроения. Мид был обвинен в бездействии за то, что позволил генералу Ли уйти за Потомак. Указ о воинской повинности привел к растущим беспорядкам в Нью-Йорке. О президенте говорили, что он перешел от состояния повышенной активности к состоянию очередной депрессии.

– Вы хотите работать у Хаупта? Дорогой мой майор! – сказал ему Стэнтон кислым тоном. – А вы знаете, что он официально так и не принял звание бригадного генерала, когда его повысили в прошлом сентябре? Кто поручится за то, как долго он еще будет возглавлять военные железные дороги?

В голосе этого бородатого, похожего на Будду человека Джордж услышал недовольство и предостережение.

– Как бы то ни было, сэр, – ответил он, – я прошу о переводе. Я приехал в Вашингтон по просьбе министра Кэмерона и пытался честно делать свою работу, хотя никогда не чувствовал себя ни достаточно компетентным для нее, ни полезным. Я хочу, чтобы моя должность имела более непосредственное отношение к войне.

Стэнтон поправил дужку очков, и отразившийся в них свет сделал глаза невидимыми. Возможно, Стэнтон знал, как именно нужно держать голову, чтобы добиться такого неприятного эффекта.

– А вы не передумаете, если я скажу, что генерал Рипли может вскоре уйти в отставку? – Министр неискренне улыбнулся. – В конце концов, ему уже шестьдесят девять.

«И он слишком часто бесит вас?»

– Нет, сэр, это не повлияет на мою просьбу.

– Позвольте быть с вами откровенным, майор Хазард. С той минуты, как вы сюда вошли, я замечаю некоторую враждебность в вашем тоне… Нет, пожалуйста, избавьте меня от возражений. – (Джордж покраснел; он не подозревал, что его чувства так очевидны.) – Ваша решимость уйти от нас видна даже по тому, каким способом вы добиваетесь перевода. Генерал Халлек лично говорил со мной на выходных. – Стэнтон снял очки. – Мне кажется, вам не нравится все это министерство в целом. Я прав?

– Сэр… – Джордж прекрасно понимал, что лучше промолчать, сдаться и поскорее покончить со всем этим, но его характер и его совесть не могли довольствоваться таким исходом. – При всем моем уважении к вам, господин министр… да, вы правы. С некоторыми методами работы министерства я не согласен.

Стэнтон снова надел очки.

– Могу я попросить вас об уточнении, сэр? – спросил он с ледяной учтивостью.

– Дело в Имоне Рэндольфе…

– Я ничего об этом не знаю! – громко перебил его Стэнтон.

– Насколько я понимаю, этого человека избил один из служащих вашего сыскного бюро – исключительно за критику политики правительства, хотя мне всегда казалось, что на это имеет право любой гражданин.

– Только не в военное время. – Кривая улыбка Стэнтона стала еще холоднее. Он наклонился вперед, и свет снова вспыхнул на стеклах его очков, превратив их в сверкающие диски. – Позвольте добавить еще кое-что, майор. Если вы когда-либо лелеяли надежды о военной карьере, вы только что сами разрушили их. Вы зашли слишком далеко.

– Мне жаль, – ответил Джордж, хотя не испытывал никакого сожаления. – Это дело моей совести, к тому же всем хорошо известно, что Лафайет Бейкер работает на вас.

Злобная кривая улыбка словно застыла на лице министра.

– Мой дорогой майор, даже если вы проверите каждый клочок бумаги в мусорной корзине в этом здании, не говоря уже об официальной переписке, вы не найдете ничего, что подтвердило бы такое заявление. А теперь будьте любезны покинуть мой кабинет. Я буду счастлив одобрить вашу просьбу. Вы и этот безумец Хаупт сделаны из одного теста.

– Сэр…

Стэнтон хлопнул по столу:

– Убирайтесь!

Джордж услышал, как за его спиной распахнулась дверь. Кто-то ворвался в кабинет.

– Ваш брат как раз уходит, – сказал министр; Джордж обернулся и увидел Стэнли, белого от испуга. – Будьте добры, позаботьтесь, чтобы он не задерживался.

Стэнли схватил Джорджа за рукав:

– Идем!

– Стэнли… – угрожающе понизил голос Джордж, – я однажды уже врезал тебе, так что убери руку, или я сделаю это снова.

Моргая и обливаясь по́том, Стэнли повиновался.

«Какой же я осел, – думал Джордж. – Самоуверенный, упрямый осел». И все же он почувствовал гордость и огромное облегчение, когда на прощание сказал то, чего не мог не сказать:

– Если это правительство хочет выиграть войну, избивая или сажая в тюрьму каждого несогласного, кто высказывает хоть малейшее слово критики, то помоги нам Бог. Мы заслуживаем поражения.

Очень и очень медленно Стэнтон погладил свою бороду, но по его лицу было видно, что он в ярости.

– Майор Хазард, – тихо сказал он, – я предлагаю вам удалиться немедленно, если вы не хотите предстать перед судом за подстрекательство к бунту.

Когда дверь кабинета закрылась за ними, Стэнли зашептал:

– Ты хоть понимаешь, кого оскорбил?

– Того, кто этого заслуживает.

– Но ты сознаешь, как это повредит твоей карьере?

– Моя так называемая карьера – это просто фарс. Они могут хоть завтра уволить меня из армии. Я с радостью вернусь в Лихай-Стейшн и буду отливать пушки.

– Ты мог хотя бы подумать обо мне, Джордж…

– Я думаю, – возразил Джордж, все еще злясь. – Надеюсь, Стэнтон тебя прижмет за такого мятежного родственника, и ты сможешь отправиться в Массачусетс, чтобы продавать армейские ботинки – обеим сторонам, насколько я понимаю.

– Ах ты, лжец проклятый… – начал было Стэнли, пытаясь одновременно ударить Джорджа, но тот был сильнее и без труда блокировал удар, оттолкнув в сторону кулак брата, потом нахлобучил шляпу и быстрым шагом вышел из здания.

Хаупта он на месте не застал, оставив ему записку:

Поговорил с министром С. Погубил свою армейскую карьеру. Собираюсь напиться, чтобы отпраздновать это. Перевод должен состояться. Дж. Х.

Технический поезд с двумя платформами тащился на юго-запад, в сторону Манассаса. Был пасмурный, душный день; пахло дождем.

Ветви сосен, стоявших вдоль полотна дороги, тянулись к платформам, задевая лицо Билли. Свесив ноги, он сидел на краю одной из них; рядом лежал карабин. Под рубашкой была спрятана маленькая тетрадь, в которой он вел свой постоянный дневник. Его пыльные брюки частично скрывали надпись на боку платформы, сделанную белыми буквами: «ВЖД США № 19».

Ритмичный стук колес медленно ползущего поезда навевал разные мысли. Он думал о Бретт, мечтая оказаться с ней рядом хотя бы на одну ночь; о Лайдже, чья смерть стала такой потерей; о тревожной телеграмме из Нью-Йорка, о которой он услышал перед отъездом. Весь город буквально бурлил, по улицам ходили демонстрации протестующих против воинской повинности, и даже со дня на день ожидали бунта, когда появятся первые списки призывников.