Ведьмак - Анджей Сапковский

— Почему, — вдруг проговорила Мэва, — все вы смотрите на меня?

— Восхищаемся твоей красотой, — пробурчал Хенсельт из глубин кубка.

— И этим тоже, — поддакнул Визимир. — Мэва, все мы знаем, что ты исхитряешься отыскать выход из любого положения. У тебя женская интуиция, ты мудрая женщина…

— Перестань кадить. — Королева Лирии сплела руки на подоле, загляделась на потемневшие гобелены с охотничьими сценами. Гончие, вытянувшись в прыжках, задирали морды к бокам убегающего белого единорога. «Никогда не видела живого единорога, — подумала Мэва. — Никогда. И, пожалуй, уже никогда не увижу».

— Наше положение, — заговорила она после долгого молчания, оторвав взгляд от гобелена, — напоминает мне долгие зимние вечера в ривском замке. Тогда что–то висело в воздухе. Мой муж раздумывал, как бы ему завалить очередную фрейлину. Маршал комбинировал, как бы поскорее начать войну, чтобы побыстрее прославиться. Чародей воображал, будто он–то и есть владыка. Лакеям не хотелось услуживать, шут ходил грустный, угрюмый и до ужаса нудный, собаки выли в меланхолии, а коты спали, начихав на мышей, разгуливавших по столу в поисках чего бы поесть. Все чего–то ждали. Все украдкой поглядывали на меня. А я… Я им тогда показала. Показала всем, на что способна, так что аж стены тряслись, а окрестные медведи просыпались в берлогах. И глупые мысли мигом вылетели из голов. Неожиданно все поняли, кто тут командует.

Мужчины не произнесли ни слова. Ветер взвыл сильнее. Лениво перекликались стражники на стенах. Удары капель о стекла в свинцовых рамках перешли в сумасшедшее стаккато.

— Нильфгаард смотрит и ждет, — медленно тянула Мэва, поигрывая ожерельем. — Нильфгаард наблюдает. Что–то висит в воздухе, а во многих головах рождаются глупые мысли. Так давайте покажем всем, на что мы способны. Покажем, кто здесь настоящий король. Тряхнем стенами погруженного в зимний маразм замка!

— Уничтожить белок, — быстро сказал Хенсельт. — Начать крупную совместную военную операцию. Устроить нелюдям кровавую баню. Пусть Понтар, Гвенллех и Буйна зайдутся кровью от истоков до устьев!

— Прижать карательной экспедицией свободных эльфов в их Доль Блатанне, — добавил, собрав лоб в складки, Демавенд. — Ввести экспедиционный корпус в Махакам. Позволить наконец Эрвиллу из Вердэна взяться за дриад в Брокилоне! Да, кровавая баня! А тех, кто выживет, — в резервации!

— Науськать Крах ан Крайта на нильфгаардское побережье, — подхватил Визимир. — Поддержать его флотом Этайна из Цидариса, пусть поднимет пожар от Яруги до Эббинга! Демонстрация силы…

— Мало, — покрутил головой Фольтест. — Всего этого слишком мало. Надо… Знаю, что надо.

— Так говори же!

— Цинтра.

— Что?

— Отобрать у нильфгаардцев Цинтру. Форсируем Яругу, ударим первыми. Сейчас, когда они не ожидают. Выкинем их снова за Марнадаль.

— Как? Мы только что говорили, что Яруга для войск непреодолима…

— Для нильфгаардских. Но мы реку контролируем. У нас в руках устье, пути снабжения, наш фланг — под защитой Скеллиге, Цидариса и крепости в Вердэне. Для Нильфгаарда переброска через реку сорока–пятидесяти тысяч человек — серьезное усилие. Мы можем переправить на левый берег Яруги значительно больше. Не разевай рот, Визимир. Ты хотел сделать нечто такое, что прервет выжидание? Что–нибудь эффектное, такое, что снова сделает нас настоящими королями? Этим «чем–нибудь» станет Цинтра. Цинтра объединит нас, ибо Цинтра — это символ. Вспомните Содден! Если б не резня в городе и не мученическая смерть Калантэ, не было бы тогда такой победы. Силы были равны, никто не рассчитывал на то, что мы разобьем их наголову. Но наши войска бросились им на горло, как волки, как бешеные псы, чтобы отомстить за Львицу из Цинтры. А есть среди нас и такие, ярости которых не утолила кровь, пролитая на содденском поле. Вспомните Крах ан Крайта, Морского Вепря.

— Это верно, — кивнул Демавенд. — Крах поклялся отомстить Нильфгаарду кровью. За Эйста Турсеаха, убитого у Марнадаля. И за Калантэ. Если мы атакуем левый берег, Крах поддержит нас силами Скеллиге. Да, тут есть шансы на удачу! Я поддерживаю Фольтеста! Нечего ждать, ударим первыми, вызволим Цинтру, выгоним сукиных сынов за перевал Амелл.

— Спокойнее, — буркнул Хенсельт. — Не спешите дергать льва за усы, он еще не сдох. Это во–первых. Во–вторых, если мы ударим первыми, то окажемся агрессорами. Нарушим перемирие, которое сами же скрепили печатями. Нас не поддержит Недамир с его Лигой, не поддержит Эстерад Тиссен. Не знаю, как поведет себя Этайн из Цидариса. Против агрессивной войны выскажутся наши цехи, купечество, знать… А прежде всего чародеи. Не забывайте о чародеях!

— Чародеи не поддержат нападения на левый берег, — подтвердил Визимир. — Перемирие было делом рук Вильгефорца из Роггевеена. Известно, что по его идее перемирие должно было постепенно перерасти в постоянный и устойчивый мир. Нет, Вильгефорц не поддержит войну. А Капитул, можете мне верить, сделает то, что захочет Вильгефорц. После боев за Содден он — первый в Капитуле. Что бы ни говорили другие маги, первую скрипку там играет Вильгефорц.

— Вильгефорц, Вильгефорц! — воскликнул Фольтест. — Уж очень он у нас возвысился, этот магик. Меня начинает раздражать, что мы вынуждены считаться с планами Вильгефорца и Капитула, планами, которых, кстати, я толком не знаю и не понимаю. Но есть, господа короли, средство и против этого. А ежели нападение совершит Нильфгаард? Например, в Доль Ангре? На Аэдирн и Лирию? Это можно бы организовать… Инсценировать. Этакая небольшая провокация… Пограничный инцидент, вызванный ими? Допустим, нападение на пограничный форт? Естественно, мы будем готовы, отреагируем мгновенно и решительно, при полной поддержке всех, даже Вильгефорца и их Чародейского Капитула. И тогда Эмгыр вар Эмрейс оторвет взор от Соддена и Заречья, о своей стране напомнят цинтрийцы. Эмигранты и беженцы встанут в Бругге под знамена Виссегерда. У них почти восемь тысяч вооруженных людей. Разве можно найти лучшее острие меча? Они живут надеждой обрести страну, из которой им пришлось бежать. Рвутся в бой. Готовы ударить по левому берегу. Ждут только клича.

— Клича, — подтвердила Мэва, — и обещания, что их поддержат. Потому что с восемью–то тысячами Эмгыр управится силами пограничных гарнизонов, ему даже перебрасывать подкреплений не придется. Виссегерд прекрасно об этом знает и не тронется с места, пока не будет уверен, что следом высадятся твои, Фольтест, войска, поддержанные реданскими корпусами. Но прежде всего Виссегерду нужен Львенок из Цинтры. Кажется, внучка королевы уцелела во время бойни. Говорят, кто–то видел ее среди беглецов, но потом ребенок таинственным образом исчез. Эмигранты ее активно разыскивают… Потому что на восстановленный престол Цинтры им нужен человек королевских кровей. Из рода Калантэ.

— Чушь, — холодно сказал Фольтест. — Прошло больше двух лет. Если ребенок не нашелся до сих пор, значит, он мертв. Об этой легенде можно забыть. Нет уже Калантэ, нет никакого Львенка, нет королевской крови, которой принадлежит трон. Цинтра… никогда уже не будет тем, чем была при жизни Львицы. Конечно, эмигрантам Виссегерда этого знать не положено.