Мао Цзэдун - Александр Панцов

Таким образом, стремление наладить отношения двух стран было обоюдным. В начале октября 1970 года в интервью журналу «Тайм» Никсон выразил желание посетить КНР. «Если бы я и хотел что-либо сделать перед тем, как умру, так это съездить в Китай. — сказал он. — Если же я не съезжу, я хочу, чтобы мои дети сделали это»212. В начале декабря Чжоу через пакистанского посредника направил ему письмо с предложением прислать в Пекин для «переговоров об освобождении Тайваня» специального представителя. В Белом доме это послание поняли правильно: вопрос о Тайване на самом деле ничего не значил, это был просто «стандартный оборот речи». Речь же на предложенных переговорах должна была идти о визите Никсона. Киссинджер набросал ответ: «Встреча в Пекине не должна была бы быть ограничена только проблемой Тайваня»213.

В то же время Мао пригласил Сноу, все еще находившегося в Китае, на завтрак, во время которого, в частности, сказал: «Между китайцами и американцами не должно быть предубеждений. Взаимное уважение и равенство возможны». Он выразил уважение народу США, отметив, что возлагает на него надежды. После чего заявил напрямую, что «был бы счастлив переговорить» с Ричардом Никсоном214.

25 декабря «Жэньминь жибао» на первой странице опубликовала одну из фотографий Мао и Сноу, сделанных на трибуне Тяньаньмэнь во время празднования 21-й годовщины КНР. С ними на фото был запечатлен и Линь Бяо, а также переводчик Цзи Чаочжу (жена Сноу почему-то отсутствовала). В верхнем правом углу страницы была напечатана цитата Мао Цзэдуна: «Народы всего мира, в том числе америанский народ, — наши друзья».

Мао был уверен, что Сноу тут же передаст его приглашение в ЦРУ, но тот, конечно, этого не сделал. Он опубликовал интервью только в апреле 1971 года215, когда для Никсона и Киссинджера оно было уже не актуально. В те дни в Китай из Нагойи, где проходил 31-й чемпионат мира по настольному теннису, по приглашению китайских теннисистов прибыла команда из США. Понятно, что решение пригласить спортсменов принималось на высшем уровне: Мао лично дал соответствующее распоряжение своей внучатой двоюродной племяннице по материнской линии Ван Хайжун, являвшейся в то время заместителем начальника протокольного отдела МИДа. 14 апреля американцев (а также участвовавших в чемпионате теннисистов Канады, Колумбии, Англии и Нигерии, приглашенных заодно с ними) торжественно принимали в здании ВСНП. А Чжоу Эньлай, присутствовавший на встрече, сказал, обращаясь к президенту американской ассоциации настольного тенниса Грэму Б. Стинховену: «Вот друг пришел издалека — разве это не удовольствие?»216 Знаменитая фраза Конфуция, прозвучавшая из уст премьера, не осталась незамеченной иностранными журналистами, которые тут же стали делать прогнозы о возможном установлении «дружеских связей» между КНР и США. Языки всех стран мира обогатились новым выражением: «пинг-понговая дипломатия».

А вскоре, 9 июля, в Пекин через Пакистан прибыл специальный представитель Никсона Киссинджер. В течение трех дней он имел интенсивные беседы с Чжоу Эньлаем и сотрудниками МИДа КНР. Забавно, что Чжоу демонстративно встречался с Киссинджером в зале ВСНП, названном «Фуцзяньским» (Фуцзянь — провинция Китая, расположенная напротив Тайваня), но до американцев этот символизм не дошел. Киссинджер удивился другому символу, чисто случайному. После переговоров он обнаружил, что все три дня беседовал с Чжоу в рубашках, сделанных на Тайване!

Мао, разумеется, с посланцем Никсона не встречался и не только из соображений протокола. В то время он был невысокого мнения об этом бывшем профессоре Гарварда. «Киссинджер — вонючий ученый», — сказал он одному из руководителей Северного Вьетнама Фам Ван Донгу за несколько месяцев до визита советника президента США в Пекин217.

Визит Киссинджера был секретным, однако по результатам переговоров стороны решили обнародовать коммюнике. По словам Чжоу, оно должно было «потрясти мир»218.

Так и произошло. Заявление о прошедшем визите было сделано одновременно обеими сторонами 15 июля. Президент Никсон, объявивший об этом, подчеркнул, что его помощник по национальной безопасности привез ему приглашение от премьера Чжоу, которое он «с удовольствием» принял219. Во всем мире затаили дыхание.

И вот, наконец, 21 февраля президент США с супругой прибыл в Пекин. В аэропорту их встречал неизменный Чжоу. Мао же нетерпеливо ожидал Никсона у себя в резиденции. В течение трех недель до его приезда он интенсивно лечился. И к моменту исторической встречи чувствовал себя гораздо лучше. «Его легочная инфекция не развивалась, а сердечная недостаточность почти исчезла, — пишет лечащий врач. — Отек уменьшился, но… из-за обострения хронического тонзиллита ему было трудно говорить. Его мускулы атрофировались после нескольких недель неподвижности»220. Он очень волновался перед встречей и жадно ловил телефонные сообщения о передвижении кортежа президента, беспрерывно поступавшие к нему в кабинет. Медицинские приборы из его комнаты были вынесены в коридор, а кислородные баллоны и все, что могло понадобиться в случае экстренной необходимости, спрятаны либо в огромный сундук из лакового дерева, либо за большие растения в горшках.

В 2 часа 50 минут пополудни Никсон в сопровождении Чжоу Эньлая и Киссинджера, а также помощника последнего Уинстона Лорда (будущего посла США в КНР), Ван Хайжун и переводчицы Нэнси Тан вошел в кабинет Мао. Никсон и Киссинджер нашли эту комнату не слишком прибранной. «Несколько книг были раскрыты на разных страницах и лежали на журнальном столике недалеко от того места, где он сидел», — отметил потом в своем дневнике Никсон221. «Кабинет Мао… скорее выглядел как пристанище ученого, нежели как комната для приема гостей всевластного лидера самой многонаселенной нации мира», — вспоминал Киссинджер222. Поддерживаемый Чжан Юйфэн Мао поднялся навстречу гостям и с трудом сделал несколько шагов223. Он взял руки Никсона в свои и пожал их. «Я не могу хорошо говорить», — промолвил он224. «Было заметно, что слова выходили из его могучего тела с большим трудом, — писал Киссинджер. — Они извергались из его голосовых связок отдельными рывками, и каждый раз казалось, что ему снова нужно собраться с силами, чтобы разразиться еще одной резкой тирадой»225. Он выглядел опухшим, то ли от водянки, то ли еще от чего-то. На самом деле он все еще не оправился от сердечной недостаточности.

Чувствовалось тем не менее, что Мао получал удовольствие от встречи. Он все время острил и старался создать непринужденную атмосферу. На все попытки Никсона придать беседе деловой характер Мао махал рукой в сторону Чжоу: «Это все не те вопросы, которые надо обсуждать здесь. Их следует обговорить с премьером. Я обсуждаю философские проблемы». Никсон трижды пытался вовлечь Мао в разговор о советской угрозе Китаю, но Председатель каждый раз уходил в сторону.

В итоге разговор перескакивал с одной посторонней темы на другую. Особенно Мао оживила шутка Никсона о «подружках» Киссинджера. Президент вспоминал: «Мао отметил сообразительность Киссинджера, который держал свою поездку в Пекин в секрете. „Он не похож на секретного агента, — сказал я. — Он просто единственный из всех занятых людей, который может съездить двенадцать раз в Париж и один — в Пекин, и никто об этом не узнает — за исключением, может быть, пары красивых девушек“. [Чжоу засмеялся.]