Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! - Александр Больных

Петенька успел сойтись близко с обоими сержантами, Иваном да Василием, какие оказались людьми вовсе даже не злыми. Бывшие крепостные графа Шувалова, забритые в солдаты, но графом же вырванные из ничтожной доли и произведенные в сержанты, а вдобавок еще и определенные на службу в Тайную канцелярию, были по-собачьи преданы своему хозяину. Граф ценил их за силу безмерную и стать богатырскую, а также за готовность без рассуждений исполнить любой приказ. И они исполняли. Василий как-то обмолвился ненароком, что приводилось им и людей жизни лишать по приказу графа. К тому же они свято верили, что карают злодеев и изменников, никого боле. Петенька подумал, что и его судьба в чем-то повторяет судьбу этих мужиков, только на более высоком уровне.

Самым скверным оказалось одно известие, полученное уже после возвращения в Петербург. Его сообщил пришедший повидать Петеньку Окунев. Прапорщик был все еще бледен, на лбу его виднелся толстый красный рубец после удара шпаги. Однако ж он-то остался жив, а вот поручик Ханыков, помятый копытами лошадей голштинских, так и не оправился и неделю назад помер. Услыхав об этом, Петенька зубами скрипнул и про себя поклялся расплатиться с голштинцами, чего бы это ему ни стоило. Но даже недолгое время на службе в Тайной канцелярии переменило его совершенно, и потому он не стал произносить громких речей и размахивать кулаками, что непременно сделал бы пару месяцев назад. Он лишь грустно улыбнулся и похлопал Окунева по плечу, пожелал ему окончательного выздоровления и охотно опрокинул чарку за упокой души новопреставленного раба божьего. На том и расстались, потому что теперь поручик был уже куда как далек от своего гвардейского прошлого.

А далее пошла служба рутинная, если такое можно сказать про Тайную канцелярию, где каждое дело есть происшествие чрезвычайное. Петенька постепенно втянулся, пообвык. Даже по казенной надобности побывал пару раз в домике барона фон дер Гребена, хотя удовольствия от того не получил ни малейшего. И саднящей занозой сидели воспоминания о голштинских скачках. Видел он несколько раз на улицах своих оскорбителей, но не смел даже приблизиться, граф Александр Иванович ему это настрого запретил. Главной же отрадой были визиты к Шаховским. Старый князь ему откровенно благоволил, про юную княжну и говорить не приходилось. Препятствие оставалось одно: девице старинного рода невместно было выходить за простого офицера, понятное дело дворянина, но мелкопоместного. Да и чин его пока был незавидный. Но князь накрепко обещал, что, ежели поручик Валов в войне с супостатом прусским отличится, он более препятствовать ему не станет. Впрочем, Петенька прекрасно понимал князя: пять девиц нужно было куда-то распихать. Да, Шаховские вели родословие свое от князя Рюрика, но то дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, а ныне на дворе стоял просвещенный XVIII век.

И все-таки однажды, когда пришел солнечный май, Петенька напросился на аудиенцию к его высокографской светлости. Шувалов встретил его приветливо, но просьбу Петеньки отправить его в армию действующую встретил недоуменно. Поручик что-то бормотал и мямлил невнятно, но граф даже слушать не стал.

– Прекрасно понимаю, в тебе все еще юность бурлит, успокоиться не может. Я-то полагал, что ты успел в разумение войти и проникнуться важностью дела своего, так нет же, тебе опять хочется в солдатики поиграть, – ворчливо отчитывал он поручика. – Я уже устал повторять, что дело наше важней неизмеримо.

– Так за отличие в делах Тайной канцелярии не жалуют…

– Ах, вот оно что! – усмехнулся Шувалов. – Так ведь ты уже в поручиках ходишь, иные до седин сержантами числятся. Я же никогда не забываю своих слуг верных.

– Ну не то это. Вот армия…

Шувалов вдруг весело расхохотался.

– Знаю я твою армию! Прости, не подумал как-то сразу. Ладно, будет тебе армия. – Заметив, как обрадовался Петенька, он погрозил пальцем: – Не спеши, всему свое время. Вот когда граф Петр Иванович закончит подготовку своего Обсервационного корпуса, ты отправишься вместе с ним в Пруссию. Братец наизобретал всяческого снаряда воинского, надо его секреты от врага сохранить, чем ты и будешь заниматься. Секретные шуваловские гаубицы должны остаться секретными до того мига, когда пруссаки с их картечью близко познакомятся. – Он задумался, а потом обрадованно треснул ладонью по столу: – Вот и познакомишься с ними поближе. Сии гаубицы льет на Урале заводчик Демидов Никита Акинфич. Надо бы проверить, что там на его заводах и вокруг творится. Есть сведения, что туда отправились голштинские подсылы, дабы выведать секреты армии российской.

Лицо Петеньки перекосила злоба:

– И здесь голштинцы!

– А куда без них в нашем благословенном государстве? Вот коронуется наследник-цесаревич Петр Федорович, что тогда начнется… Но ладно. На то Тайная канцелярия и основана, дабы за всем следить и все знать. Мне доподлинно известно, что встретишь ты там своих старых знакомых – Эрхарда и фон Заукена. Тебе надлежит их перехватить и доподлинно выпытать, по чьему наущению оные подсылы действуют, что им ведомо стало и кому они должны сведения полученные передать.

– А что делать с самими голштинцами?

Пристально глянув поручику прямо в глаза, граф Шувалов твердо ответил:

– А это ты сам на месте решать будешь. Но только чтобы никаких следов. Бумаги, при голштинцах найденные, мне передашь. Да и с Демидовым переговорить следует. Своевольничать что-то стал хозяин уральский, пора бы его в чувство привести. В Империи может быть только один хозяин – государыня миропомазанная, а мы усердно исполняем волю владычицы по вразумлению забывшихся. Но Демидов человек полезный, об этом ты тоже не забывай. Все инструкции и ордеры властям тамошним тебе передадут, остальное же сам увидишь и сам решишь.

И Петеньку захлестнул такой поток черной радости, что он едва чувств не лишился.

К демидовской цитадели они подъехали уставшие донельзя и пропыленные, поэтому Петенька даже не удивился толком увиденному – краснокаменная башня, напоминающая кремлевские, только выстроенная по-хитрому, с наклоном, как в преславном итальянском городе Пизе. Одно только различие – Невьянскую башню венчала островерхая железная крыша с флюгером на тонком шпиле. До половины башня была четырехгранная, а выше – восьмиугольная, с узорчатыми литыми перилами. Неподалеку стоял двухэтажный дом, а всю демидовскую вотчину окружал высокий каменный забор. Однако ж кто-то явно предупредил хозяина, потому что ворота были отворены и караульщики истово кланялись в пояс, но при всем при том хозяин на крыльцо гостей встречать не вышел.

– Остерегись, вашбродь, – шепнул на ухо Петеньке один из сержантов. – Говорят, хозяин здешний с нечистым знается, что кто ни скажет – все Демидову враз известным становится. И вообще… В подвалах башни прямой ход в преисподнюю.

– Ну, это ты брось, Иван. Такого быть не может. И помалкивай, не ровен час, какой поп услышит, не миновать тебе покаяния, а то и покруче чего.

– А что я, – вздохнул сержант, – я ничего. Так люди говорят, я думаю, все едино, нужно держаться сторожко.