Маршал Советского Союза - Дмитрий Язов

Матушка моя Мария Федосеевна уже бежала навстречу в цветастом довоенном платке. И снова слезы радости, вздохи, причитания.

Из ребят, с которыми учился в школе, многие погибли. Нина Третьякова рассказала, что на станции Колония месяца полтора тому назад повстречала Михаила Летюка. Эшелон повез его дальше, на Восток. Посмотрел по сторонам – ни одной девчонки. Наши девочки работали в Омске на номерных заводах, не до институтов им было.

Матери моей перевалило за сорок, физически она была сильной, но горе давило ее, выматывало. Первый муж умер, когда она разменяла третий десяток, второй погиб в самом начале войны. Зоя и Лена, еще совсем маленькие, ласкались ко мне, и я старался большую часть времени проводить с ними. Мы вместе купались в озере Лебяжье, ходили по грибы.

Мать попросила выкопать новый погреб. С этим простым «сооружением» я провозился около месяца, хотя опыт был большой – сколько вырыл землянок с братвой, одна лучше другой. Бывало, копну лопатой землю, и слезы застилают глаза, слезы… Всех вспомнил, пока погреб под картошку выкопал. Засыпая на зиму погреб картошкой, я сосчитал, что только одних Язовых война прибрала аж 34 души.

Съездил и в райцентр Оконешниково порадовать тетушек, родных сестриц матушки: Язовы начали возвращаться домой.

У тетушек тоже горе: погиб дядя Сергей, а Петр Семенович вернулся с фронта калекой. Но тем не менее лица у людей светились. Наши войска успешно развивали боевые действия на Дальнем Востоке, хваленая Квантунская армия терпела поражение. К концу августа японцы практически были разгромлены.

Сибирь была глубоким тылом, но и там каждый день рыли братские могилы, особенно в городах-госпиталях. Когда я приехал в Омск, чтобы приобрести билет до Ленинграда, то прямо с вокзала поехал на северное городское кладбище возложить цветы умершим от ран воинам.

Никто тогда и не предполагал, что через несколько десятилетий бегавший по Ставрополью бесштанный Мишка Горбачев будет похваляться званием «лучшего немца года». Что воинов-победителей назовут дармоедами, а наше государство, которое собиралось веками, пустят в распыл…

Прибыв в Ленинград, я вскоре получил назначение в Эстонию, там дислоцировалась 10-я гвардейская армия генерал-полковника М.И. Казакова, 8-ягвардейская Режецкая ордена Ленина, Краснознаменная, ордена Суворова II степени стрелковая дивизия имени Героя Советского Союза генерал-майора И.В.Панфилова. Она стояла в городах Хаапсалу, Поливери и Ристи. Дивизия формировалась в июле – августе 1941 года в Алма-Ате и Талгаре. На все века она прославилась подвигом 28 героев-панфиловцев на легендарном разъезде Дубосеково. На всю Россию прозвучали крылатые слова политрука Клочкова: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва».

Сейчас, правда, находятся лжецы, которые стараются намалевать новое лицо войны, принизить значение битвы под Москвой. А тогда в Эстонии, в штабной полковой землянке, мы восторженно слушали рассказы бывалых панфиловцев о боевом пути дивизии. Да и сам командир полка был живой легендой. Полк находился в окружении, когда тяжело ранили будущего Героя Советского Союза Ивана Шапшаева. С ампутированной рукой он продолжал командовать полком. На операционном столе Иван Шапшаев произнес: «Хорошо, что не правую руку отняли, иначе как я подниму полк в атаку?»

До самой поздней осени офицеры жили в землянках, а ближе к зиме построили финские домики на поляне. Удобств никаких, но фронтовики знали цену даже такому «комфорту». Полковой клуб продувался всеми ветрами, но каждую свободную минуту мы собирались в нем послушать гармошку.

Полк жил одной дружной боевой семьей. И мы не представляли, как это можно уйти в самоволку, потрафить неуставным отношениям. В роте, которой мне довелось командовать, я насчитал представителей 14 национальностей.

Зимой 1946 года вся страна готовилась к первым послевоенным выборам в Верховный Совет СССР. Кандидатами в депутаты были Варес и Колевисте, эстонцы. Они не скрывали, что кое-кто из эстонцев сотрудничал с фашистами, они-то и попытаются дестабилизировать обстановку в канун выборов. Поэтому избирательные участки тщательно охранялись.

Накануне выборов 9 февраля к народу обратился с речью И.Сталин. После выступления вождя – короткий митинг. А утром в половине шестого мы дружно пришли на избирательный участок, местные националисты были посрамлены, эстонцы поддержали своих кандидатов. Вспоминаю одного старика эстонца, который пришел на избирательный участок с крынкой молока. «Отдайте бедным молоко. Хотя мой сын воевал на стороне немцев, я голосую за власть Сталина. Немцы вывозили из Эстонии все до последнего зернышка. А сейчас на станции стоят два вагона с мукой – ленинградцы сами недоедают, а хлебушком с нами поделились. Власть Москвы – справедливая, народная власть».

Весна 1946 года запомнилась мне экзаменами по боевой подготовке полка. Нашу роту отметили, приятно было видеть, как командир полка лихо управлял одной рукой жеребцом, сопровождая на тактических занятиях командующего армией генерал-полковника М.И. Казакова, старого кавалериста, гарцевавшего на жеребце белой масти.

Сразу после смотра я засел за письмо к своей возлюбленной Катюше. Отписал, как во время смотра конь командующего встал передо мной. «Лейтенант, вижу – непорядок, – пошутил Михаил Ильич, – мой жеребец всегда останавливается перед холостыми. Как ты дослужишься до генерала, коли не женат?»

Вскоре пришло письмо от Катюши. К тому времени я по письмам познакомился почти со всей семьей моей суженой. Три сына Федора Кузьмича были призваны в Красную Армию: Георгий и Павел погибли в боях, а Михаил продолжал служить в зенитной части.

Я решил, что лучше всего будет, если моя Екатерина сама посмотрит, как мне служится в этих краях, и я попросил эстонские власти оформить соответствующие бумаги. Помог командир полка, он приказал оформить вызов, и я отправил ординарца Пхайко с документами в Боровичи. Уже на Пасху я получил от Катюши письмо, что вызов лежит под образами. С письмом в планшетке я и отправился к эстонцам праздновать Пасху. Пошла по кругу большая кружка, литра на три, с пивом. Перед глотком пива каждый должен был что-нибудь рассказать…

* * *

В конце апреля мне дали отпуск, и я выехал в Ленинград. Предварительно собрал все свои незрелые фронтовые стихи, письма из Боровичей от Катюши и передал другу, дабы сохранил. Рано утром 28 апреля я добрался до Таллина, а чуть позже выехал в Боровичи.

Екатерина Федоровна заприметила меня еще у калитки. Ну вот и прибыл жених, при орденах, курчавый, худ телом, в довольно изношенных сапогах, жалованье 1200 рублей. Где родился, что за семья, все рассказал… За столом переглянулись – не шалопай, можно доверить девицу.

Отобедали – предложили баньку! Федор Кузьмич все расспрашивал: «А когда появляешься в роте, во «фрунт» становятся? Командиры справедливые?»

Очень горевали домашние, что Георгий не вернулся с войны. Его певучая гитара висела на стене. А Павел любил мастерить, это его поделки по дереву стояли на этажерке.

На Руси давно повелось: больше всего горюют матери, потому что многие отцы пали в битве вместе с сыновьями. Это сегодня наши Парады Победы на Красной площади кое-кого раздражают из кремлевской челяди. Они очарованы свободой «по-американски». Мы все купим – таков их жизненный девиз. Они не понимают, что, если бы не висели одинокие гитары в русских избах, не стояли на лавке рассохшиеся гармони, не было бы и Победы, не было бы и России.