С первой леди так не поступают - Кристофер Тейлор Бакли

Бойс не настолько сильно страдал паранойей, чтобы считать, будто правительство, стремясь вывести из строя его компьютеры, прокладывает под «Джефферсоном» туннель, но ему не хотелось, чтобы оно пронюхало о существовании АРПРП, или «Апрепа». Это был анализатор реакции присяжного в реальном времени. Об АРПРП не знал никто, кроме очень узкого круга людей. Эту систему Бойс разработал на основе данных, предоставляемых неподражаемым Влонко. На каждом заседании суда Влонко с помощником внимательно следили за бессознательной жестикуляцией и мимикой восемнадцати присяжных. Данные о реакции каждого они вводили в ноутбуки, которые благодаря соответствующему программному обеспечению также распознавали голоса и выдавали расшифровку стенограммы заседания в режиме реального времени. Среди данных о реакции встречались такие: БЛАГОСКЛОННЫЙ, НЕБЛАГОСКЛОННЫЙ, ДОВОЛЬНЫЙ, НЕДОВОЛЬНЫЙ, СКУЧАЕТ, КИВАЕТ, СПИТ, ЁРЗАЕТ, СЕРДИТЫЙ, СОСРЕДОТОЧЕННЫЙ, УЛЫБКА, ХМУРЫЙ ВИД, СМЕХ, ПЛАЧ, ВЕСЕЛЫЙ ВИД, ВОЗБУЖДЕНИЕ, УЧАЩЕННОЕ ДЫХАНИЕ, СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП, — и еще сорок пять вариантов состояния, в котором пребывали присяжные. Был и такой вариант: УВЕДИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА.

Каждый день, после очередного заседания суда, Бойс получал составленный в реальном времени формуляр данных о замеченной реакции каждого присяжного на каждую секунду слушания дела. Для корреляции необработанных, зависящих от личного восприятия данных с биографическими сведениями о каждом присяжном пришлось создать группу из восьми аналитиков, посменно работавших всю ночь. Зато наутро Бойс приходил в суд с распечаткой, где было сказано, на ком из присяжных следует сосредоточить внимание сегодня и что они хотят от него услышать. В сущности, ничего сложного. Бойса забавляло, что до этого не додумался никто из его самоуверенных коллег. Правда, при этом несколько увеличивались судебные издержки, но обычно он находил способ возложить их на одного из своих корпоративных клиентов.

— Как наши дела? — спросил он у Влонко.

— Заебись, лучше, чем мы ожидали. — За годы допросов русских перебежчиков у Влонко — который и сам был натурализованным венгром, — выработалась болезненная привычка вставлять матерные слова в бесцветные в других отношениях фразы. Видимо, услышав матерное словцо, русские перебежчики начинали держаться менее церемонно. — Присяжные два, шесть, семь, девять и от десятого до тринадцатого включительно прослезились, когда ты заканчивал речь. Первый и пятый загадочны, как сфинксы, но… — он постучал по клавишам своего ноутбука, — …ага, вот, все-таки я правильно запомнил. Номер первый — на четверть шотландец, а пятый в детстве любил играть в «цыпленка» на железнодорожном полотне, так что достань ты елду и постучи ею по столу защиты, они бы и на это не отреагировали.

— Это я приберегаю для заключительных заявлений. Глаз с этих двоих не спускай. А как у нас дела с четырнадцатой? Мне показалось, что, когда я перешел к рассуждениям о плевательнице, ей стало не по себе.

Влонко вывел на экран биографию четырнадцатого номера.

— Заебись, дело ясное. Отец умер от эмфиземы. Наверно, у нее возникли неприятные ассоциации с табаком и плевками.

— Включи эти сведения в завтрашнюю сводку, хорошо?

Бойс проклинал себя. Конечно же, отец четырнадцатой присяжной умер от эмфиземы. Идиот! Как он мог забыть?

Нахмурившись, подошел один из его сотрудников с листком бумаги.

Бойс прочел.

— Проклятье! — заорал он.

— Что такое? — встревоженно спросила Бет.

— По нашим подсчетам, присяжные начнут совещаться через двести одиннадцать дней. А через двести одиннадцать треклятых дней будет треклятое полнолуние.

Своим помощникам он сказал:

— Придется тянуть время. Подайте еще несколько ходатайств.

— Ты меня чуть до инфаркта не довел, — сказала Бет. — В чем проблема? Неужели среди присяжных есть оборотни?

— Знаешь, что произошло в последний раз, когда одно из моих жюри присяжных рассматривало дело при полной луне? Я проиграл!

— По-моему, это суеверие.

— Полная луна плохо влияет на настроение людей, — раздраженно сказал Бойс. — Изменяются силы гравитации. Перераспределяется жидкость в организме. Ты хочешь, чтобы твою судьбу решали двенадцать человек, чья жидкость перераспределена?

— Этого я не учла.

— Ну что ж, ты можешь это себе позволить, не правда ли? А вот мне приходится учитывать и «это».

Бойс повернулся к помощнику:

— Узнайте у Влонко, есть ли у него данные о менструальных циклах присяжных два, восемь, десять и четырнадцать. Совпадают ли они с лунными циклами?

Помощник поспешно удалился.

Бойс спросил у Бет:

— Стала бы ты проводить опрос общественного мнения в полнолуние?

Потом нахмурился и ринулся в свой тренажерный зал колотить по мешку с песком.

— Он всегда такой во время процесса? — спросила Бет у одного из помощников.

— Он очень не любит проигрывать.

* * *

Бабетта осталась в «Висячих садах» одна — то есть не считая семи человек прислуги.

Макс не зря грозился удрать — укрывшись на своем острове у берегов Панамы, он ловил рыбу в глубоких водах и пытался монополизировать мировой рынок, скупая минерал, чья фотография через две недели должна была появиться на обложке журнала «Тайм», поскольку уже готовилась к публикации научная работа, доказывавшая, что этот камень замедляет течение болезни Паркинсона. Его раздраженный вид перед вылетом из бербанкского аэропорта на борту личного самолета запечатлели во всей красе с полдюжины телеобъективов и прокомментировали на первых полосах под заголовками типа «БЕЗУМНЫЙ МАКС» и «МАКС: Я ВАЛЮ ОТСЮДА!».

Ник Нейлор, уже фактически без выходных работавший агентом четы Граб–Ван Анка по связям с общественностью, сделал всё возможное, чтобы представить внезапный отъезд Макса «поездкой на экологическую экскурсию», во время которой его клиент «надеется поближе познакомиться с волнующей воображение жизнью обитателей моря у островов Сан-Блас». При этом он забывал упомянуть, что Макс ловит обитателей моря и вытаскивает на борт яхты, после чего Маноло убивает их дубинкой и подает ему на ужин с соком лайма и очищенным кокосом.

В последнее время работы у Ника прибавилось. Когда ему не нужно было распинаться перед журналистами, изображая Макса преемником Жака Кусто, он временно работал продюсером звукозаписи — очередная его новая роль, — пытаясь составить музыкальный альбом, наглядно отражающий неизменную приверженность Бабетты делу мира на Ближнем Востоке, рабочее название — «Бабетта выступает в Иерусалиме». Более подходящим было бы, наверно, название «Мать всех хлопот».

Бабетта совсем расклеилась. После визита в кабинет заместительницы генерального прокурора она не вставала с постели. Кошмар. А ведь раньше это были милейшие люди. И вдруг приходит повестка… да-да, повестка… вызов в Вашингтон… на следующий день. Не «Ах, мисс Ван Анка, извините за беспокойство, будьте любезны, если не трудно, загляните к нам, когда вам будет удобно — да, кстати, мы ваши большие поклонники», — а «Ждем вас у себя в кабинете во вторник в десять часов утра». Какая наглость! Кен Макманн уволил бы всех этих людей.