Бруклинские ведьмы - Наталья Фрумкина

действительно прошло так много времени? Возможно, я потеряла ему счет.

Родители заходят в квартиру с опаской, как на место преступления. Все здесь внезапно кажется просто ужасным: солнце светит на стол, по которому размазаны яйца, мука и сметана. Везде валяются обрывки бумаги с примитивными изречениями, которые кажутся глупыми и детскими. Краем глаза я вижу, как мама поднимает с пола один, на котором написано: «Не важно, что думают люди. Будь собой!»

Она протягивает его папе и смотрит на меня округлившимися трагическими глазами:

— Марни, милая, что происходит?

— Это… это идея… для бизнеса.

— Идея для бизнеса? — Мой отец одержим бизнес-идеями. Он смотрит на бумажную полоску, потом на меня, а потом снова на полоску. Та совершенно перемазана шоколадом. — Выброси это, Милли, — вполголоса велит он.

Мусорное ведро переполнено, на окне слой пыли. В раковине банки из-под консервированного супа, ложки и картонный кофейный стаканчик, в котором плавает что-то зеленое, а если быть точной, то — плесень. Но, в конце-то концов, плесень — это тоже жизнь. Когда я оглядываюсь по сторонам и вижу квартиру глазами родителей, то замечаю посреди комнаты, рядом с обогревателем, красную туфлю на высоком каблуке и фотографию, где мы с Ноа сняты на озере Тахо, с разбитой вдребезги стеклянной рамкой. (Да, я разбила ее каблуком, и что? Это было символическое действие, и я получила от него удовлетворение.)

Я хожу и пытаюсь подобрать как можно больше обломков своей жизни и спрятать их от родителей. Но я не могу спрятать их все, а теперь, когда Натали сказала папе с мамой, что я потеряла работу, им также ясно, что новой работы я до сих пор не нашла. Скоро они укажут мне, что когда Макгроу теряют работу, тогда-то они и удваивают усилия, они принимаются звонить и рассылать повсюду резюме и си-ви. Тогда-то они и добиваются успеха.

— Так что случилось с твоим телефоном? — хочет знать мама. Я озираюсь по сторонам. Кстати, где же этот самый телефон? Как я могла куда-то его засунуть? Ах да. Телефон. Все дело в том, что я, похоже, оставила зарядку на бывшей работе и совершенно искренне забыла о ней до этого самого момента. Неудивительно, что никто мне не звонил. С Сильви и Натали я разговаривала на прошлой неделе и после этого даже не пыталась зарядить трубку. Я чувствовала себя слишком… слишком разбитой. Может, у меня, что называется, нервное истощение. Я толком не знаю, что это такое, но это вовсе не значит, что у меня его нет.

— Ох, деточка… — сетует мама. Я жду, что она скажет то, что непременно сказала бы, когда я училась в школе: «Выпрямись, расчешись, почему посуда не вымыта?» — и оттого, что она не говорит ничего подобного, становится еще страшнее. Вместо этого она сжимает губы, будто затягивая ремешки кошелька, и начинает приводить мою квартиру в тот вид, который диктуют стандарты цивилизации.

Отец, определенно назначенный главным по объятиям, снова подходит, обхватывает меня руками и говорит:

— Тебе нужна забота.

Должно быть, они сильно обеспокоены, раз не спрашивают, почему я до сих пор не нашла работу, или почему я так распустилась, что меня уволили, или что я собираюсь делать дальше.

Никто не говорит ничего, что могло бы меня расстроить.

Я закрываю глаза, чувствуя благодарность. Родители здесь, и я могу перестать беспокоиться о своих проблемах. Мама с папой обо мне позаботятся, можно расслабиться и почувствовать себя маленькой.

Родители пакуют мои вещи, раздают мебель, убирают квартиру, звонят, куда надо, продают мою старую машину парню, который живет на той же улице по соседству.

И вот так просто все заканчивается.

Родители собираются отвезти меня домой для восстановления.

10

МАРНИ

Когда ты, совсем расклеившись, возвращаешься домой, переживая большое горе, все некоторое время ходят вокруг на цыпочках, а потом в один прекрасный день нападают на тебя со своими соображениями, которые раньше держали при себе.

Сюрприз для меня: я ничего не имею против. Я снова в пригороде Джексонвилла, где я выросла, в пастельно-желтом фермерском доме постройки шестидесятых годов, который стоит в тупичке, в двух кварталах от него — ручей с черной водой, если идти в одну сторону, и низенькое здание розового кирпича, где располагается начальная школа, — если в другую. Старые дубы, поросшие испанским мхом, как и прежде, несут караул среди пальм. Здесь не может случиться ничего по-настоящему плохого — если у тебя хватит здравого смысла сидеть под крышей во время ежедневной грозы, которая обычно бывает около пяти часов вечера.

Отец уверен, что я должна найти новую работу, но он терпелив и готов мне помогать. Он говорит, что мне нужно нечто надежное! С медицинской страховкой! С пенсионными отчислениями! Он уже переговорил с Рэндом Карсоном (подростком я работала в его ресторане «Дом крабов и моллюсков» и была главной по моллюскам, если вам это интересно), а когда я делаю недовольную физиономию и говорю папе: «Не могу я больше жарить морских гадов!» — тот отвечает, что мне уготована гораздо более высокая должность менеджера обеденного зала. Я смогу командовать ребятишками с кухни, пока кто-то другой будет платить мои страховые взносы.

Мама хочет для меня совсем другой жизни, она видит во мне своего партнера. Мы с ней бегаем по ее общественным делам, и она радостно заявляет, что мы теперь «неразлейвода». Мы идем в бассейн, в магазин, в библиотеку, в тренажерный зал, обедать у ее друзей, а на следующий день все повторяется. Я — блудная дочь, возвращение которой радостно приветствуют все соседи, отпускающие комплименты насчет того, как я выросла и какая у меня милая улыбка. И это правда; я лучезарно улыбаюсь всем знакомым матери, а она знает почти всех в городе. Соседи, которые выходят полить свои газоны, непременно забегают на меня посмотреть, как, например, Рита, кассирша в сетевом магазине, и Дрена, парикмахерша, которая работает в салоне «Стригли-мигли» и, сколько я себя помню, занимается мамиными волосами. Все они смотрят на меня с выражением легкой жалости на лицах. Значит, они тоже всё знают. Конечно знают и всё понимают.

А еще есть сестра, которая живет в километре от родителей в новом микрорайоне, где у нее практически дом мечты, лучшее из того, что только могут себе позволить два специалиста с полной занятостью. Когда меня привезли, сестра только-только ушла в декретный отпуск и была идеальным примером идеального человека с идеальной жизнью. Знаю-знаю, я слишком часто употребила слово «идеальным»,