1928 год: ликвидировать ликвидаторов - Августин Ангелов

залечится позвоночник. С хорошим настроением я вошел в свою приемную, поздоровавшись с Эльзой и даже поцеловав ей руку.

— К вам сейчас Бокий на доклад подойдет, — предупредила секретарша-телохранительница, сверкнув зелеными глазищами.

— Когда придет, сделайте нам с ним по стакану чая, — попросил Вячеслав и прошел в кабинет.

Устроившись в своем начальственном кресле, Менжинский, как всегда по утрам, взял свежие иностранные газеты, заботливо подготовленные Эльзой на журнальном столике. А я старался не мешать Вячеславу, потому что зарубежные газеты для меня представляли собой совершенно нечитаемый материал, поскольку иностранные языки я не любил еще со школы, кое-как перебиваясь с тройки на четверку по английскому. Менжинский же был настоящим полиглотом, которому языки всегда давались легко в силу природного таланта к овладению ими.

Вячеслав только погрузился в чтение, как Глеб Иванович Бокий уже появился на пороге кабинета. Это был человек почти пятидесяти лет с удлиненным умным лицом, одетый в черный костюм, из-под которого торчала черная же рубашка без галстука, но с крупными белыми пуговицами. Большие залысины придавали высоту и ширину его лбу, отчего внешность казалась весьма интеллектуальной. А вдумчивый взгляд карих глаз еще больше усиливал это впечатление.

О нем я читал достаточно много. Глеб Бокий был просто легендой среди всех чекистов. О нем упоминали в разных заметках на эту тему не меньше, чем о самом Железном Феликсе. Прославился он для публики, начиная со времен перестройки и гласности, приписываемыми его отделу исследованиями паранормальных явлений, которыми, якобы, он руководил, сотрудничая, вроде бы, с самим Николаем Рерихом и даже собираясь организовать экспедицию в легендарную Шамбалу. Бокию приписывали и владение магией. Даже немцы из тайной организации Аненербе во время войны, когда уже прошло достаточно времени после его расстрела и разгрома отдела, руководимого им, искали свидетелей. А некоторые журналисты конца двадцатого века и начала двадцать первого утверждали, что прототипом для Воланда Булгакову послужил именно этот чекист-мистик.

На самом же деле Бокий возглавлял Специальный коммуникационный отдел (СПЕКО) ОГПУ, на который возлагались задачи радиоперехватов и перехватов телеграфных сообщений, поступающих из-за границы, их расшифровки и аналитики, обеспечение безопасности правительственной связи, шифрования сообщений, а также создания новых систем шифров, устойчивых к попыткам взлома ради недопущения утечки государственных тайн к иностранным разведкам. В сущности, спецотдел постоянно выполнял рутинную работу по расшифровке сообщений, поступающих в иностранные представительства, расположенные в Советском Союзе, в том числе и в Москве. А еще этот отдел занимался изготовлением фиктивных документов для агентуры ОГПУ, необходимых для внедрения. Курировал он и места заключения. Соловецкий Лагерь Особого Назначения, печально знаменитый СЛОН, тоже был создан с подачи Бокия. Имелась при отделе и специальная лаборатория, которая занималась не только разработкой и испытанием новой специальной техники, но еще и исследованием существующих ядов, а также созданием новых и применением их для оперативных нужд.

Судя по всему, Бокий тоже был человеком Сталина. Во всяком случае, хоть и занимал он в Центральном аппарате ОГПУ всего лишь положение одного из начальников отделов, но курировали Бокия напрямую из ЦК. И без утверждения оттуда никто другой не мог занять эту должность. Личностью Глеб, конечно был неординарной. Даже в здании на Лубянке про него ходили разные жуткие слухи, что, будучи направлен в Туркестан, в двадцатом году он учинил там такой террор, что буквально купался в крови.

Глеб происходил из достаточно зажиточной дворянской семьи, причем, не праздных бездельников, а людей, серьезно занимавшихся наукой. Его отец преподавал химию, даже написал по этому предмету учебник. А прадедом был известный математик. Да и сам Глеб имел склонность к математическому анализу, но университет так и не окончил. Со студенческих лет Бокий активно участвовал в революционной деятельности, во время первой попытки революционного бунта он сражался в Петербурге на баррикадах Васильевского острова. Двенадцать раз он арестовывался царскими властями, отсидел полтора года в Петропавловской крепости и пару раз отбывал ссылку. Он долго харкал кровью, когда в застенках ему отбили легкие, но потом все-таки вылечился. Активно участвовал в Октябрьском вооруженном восстании 1917 года, входил в Петроградский Ревком. На службу в ЧК пришел в 1918 году и участвовал в красном терроре. Два года гражданской войны провел в Туркестане, как начальник Особого отдела Восточного, а потом и Туркестанского фронта. В 1921 году вернулся в Центральный аппарат, получив назначение в Коллегию ВЧК. В том же году по его же предложению и был создан тот самый отдел, который Бокий и возглавлял до сих пор.

Глава 14

Вячеслав попытался встать, чтобы пожать руку вошедшему, да только резкое движение снова вызвало приступ острой боли в спине. Менжинский скривился, но тут уже включился я. Применив свой новый навык целителя, я силой мысли разогнал кровь и послал порцию энергии к больному месту. Я даже пока не понимал всю эту целительскую механику, но, у меня, каким-то образом, получалось неплохо! На этот раз боль отступила еще быстрее. И через мгновение Менжинский уже жал руку Бокию, выйдя навстречу посетителю, как ни в чем не бывало. Но, только что пережитый председателем ОГПУ приступ боли все-таки не укрылся от внимательного взгляда Глеба Ивановича, и он даже спросил с сочувствием в голосе:

— Что, Вяча, снова спину прихватило? Я же давно порекомендовал тебе своего китайского массажиста, который не простой массаж делать умеет, а энергетический. Но, ты так к нему и не сходил. Не жалеешь себя совсем. Может, все-таки, хоть сейчас сходишь?

Вячеслав ответил:

— Ничего, Глебушка, уже отпустило. Некогда мне по массажистам ходить. Работы много. Ты проходи, присаживайся. Сейчас Эльза нам чай принесет.

Я сразу обратил внимание, что тон диалога между посетителем и хозяином кабинета был весьма фамильярным. Подобным образом не позволяли себе обращаться к Менжинскому ни Трилиссер, ни Ягода, ни Эльза, ни сам Сталин. Но, быстро крутанув калейдоскоп воспоминаний, я понял, что объяснялось все очень просто: Менжинский и Бокий дружили. Причем, они начали общаться друг с другом очень давно, гораздо раньше, чем стали коллегами-чекистами, и даже раньше, чем произошла первая попытка революции, потому что пересекались еще в молодости по своей революционной деятельности.

Встретившись вновь, уже в аппарате ЧК, они быстро нашли общие темы, о которых могли разговаривать друг с другом часами. Оба имели дворянское происхождение, интересовались литературой и науками, а также скрытыми возможностями человеческого организма. Бокий умел интересно рассказывать о своем увлечении эзотерикой, а Менжинский обладал способностью внимательно слушать, не перебивая. Хотя сам Менжинский и не верил ни