Убийства никого не красят - Сельма Эйчлер

Я была очень тронута. Но не удивлена. Стюарт — чуткий малый и добрая душа. Плохо только, что, на мой вкус, слишком интересный (вам уже известно, как я отношусь к мужчинам с привлекательной внешностью), в ином случае у нас могло бы быть будущее.

Дав ему адрес ресторана, настоятельно рекомендованного Эллен, я пообещала встретить его там в семь. На том и порешили, а затем я отправилась подкрепиться сандвичем перед встречей с Эриком Фостером.

* * *

Несмотря на час пик, я без труда поймала такси и прибыла к дому Фостера — старой, но ухоженной высотке — на десять минут раньше срока.

Лично я не бываю в восторге, когда гости являются раньше положенного времени. В последние минуты я обычно либо борюсь с моей невероятно строптивой шевелюрой, либо оттираю тушь, размазанную по векам, дабы не походить на регбиста, только что отыгравшего матч на сыром поле. Посему я решила неспешно прогуляться вокруг здания. В конце концов, не стоило начинать знакомство с бестактности.

Когда я наконец позволила себе подняться наверх, было ровно восемь.

Эрик Фостер оказался высоким, худым, подтянутым и тоже светловолосым, как его сестры. С первого взгляда я решила, что он молод, но, присмотревшись, заметила резкие складки, протянувшиеся от носа к уголкам рта; русая шевелюра тоже была изрядно подёрнута сединой. Возраст Фостера я определила как "ближе к сорока", предположив, что он лет на двенадцать старше сестёр.

Он пригласил меня в небольшую, абсолютно безликую гостиную, где я уселась на противный современный диван, из тех, что рассчитаны на людей ростом не ниже двух метров. Диван был таким глубоким, что мне пришлось сдвинуться на самый край, иначе ноги не доставали до полу. Фостер опустился в кресло напротив и, как только я перестала, ёрзать, устраиваясь поудобнее, пространно извинился за отсутствие иного угощения, кроме диет-пепси и растворимого кофе. Я бы не отказалась от кофе, но дневной лимит, строго соблюдаемый мною, был почти исчерпан; последнюю чашку я предпочла выпить дома, заедая лимонным суфле. Однако я с удовлетворением отметила приятные манеры хозяина. (Впрочем, англичане всегда кажутся более вежливыми, чем мы, американцы. Наверное, дело в акценте: для нашего уха даже "ну ты, сволочь!"; произнесённое британцем, звучит как комплимент.) Трудно было поверить, что Фостер американец. По крайней мере, был американцем, когда родился.

— Видимо, вы переехали в Лондон очень юным, — заметила я.

— В пятнадцать лет. А сёстрам не было и года, — отозвался он с благодушной улыбкой.

— Простите, а где вы находились в понедельник вечером, когда стреляли в ваших сестёр? Скажем, между половиной восьмого и девятью часами? — Я решила сразу покончить с самым щекотливым вопросом, дабы более к нему не возвращаться.

От благодушия Фостера не осталось и следа:

— Я уже давал показания в полиции.

— Знаю, но мне это необходимо для моих собственных записей.

— А также потому, что в ваших глазах я — подозреваемый, верно?

— В настоящий момент я считаю подозреваемым любого, кто хотя бы раз в жизни поздоровался с близнецами.

— Очевидно, полиция города Нью-Йорка тоже так считает, — сухо обронил Фостер. — Поймите меня правильно, я уважаю профессионалов. Но ваши полицейские усердствуют сверх всякой меры. Вам известно, что меня даже не пускают в больничную палату, и это несмотря на присутствие охраны двадцать четыре часа в сутки?! — Он возмущённо покачал головой. Затем глянул на меня, прищурившись, и, видимо оценив мои интеллектуальные возможности, пошёл в атаку с открытым забралом: — Скажите, мисс Шапиро, если я стрелял в сестёр, то что, черт возьми, меня на это толкнуло?

— Ну, вы с Мередит не слишком ладили и…

— Боже! Да вам известно, как давно мы с ней не ладим? — перебил Фостер. — И не я злился на Мерри, а совсем наоборот. Много лет я пытался помириться с ней. — Он умолк, погрузившись в свои мысли, но вскоре возобновил военные действия: — Ладно, оставим это. Но зачем мне понадобилось стрелять в Мэри Энн?

— Очевидно, у близнецов было немало денег. А вы ближайший родственник.

— Но они могли оставить деньги своим дружкам. Или какому-нибудь обществу охраны одноногих орангутангов.

— Значит, существует завещание?

— Не имею ни малейшего представления; то же самое я сказал вашему сержанту Филдингу. Однако эта линия тупиковая, поскольку у меня самого изрядное состояние и чужого мне не надо, спасибо. К вашему сведению, я занимаю хороший пост вице-президента "Нью-Дели импорт", очень солидной компании с филиалами по всему миру.

— Но я…

— И что самое главное, мисс Шапиро, — почти с яростью закончил Фостер, — я любил сестёр, очень любил. Обеих.

— Поймите, — примирительным тоном начала я, — я задаю вам вопросы не для того, чтобы вас подловить. Я лишь добываю информацию… которая, весьма вероятно, поможет снять с вас все подозрения.

— Боюсь, подобного рода информацией я не располагаю, — сухо улыбнулся Фостер. — По крайней мере, полиция её в грош не ставит. Но если я смогу помочь вам найти стрелявшего в сестёр… хотя ума не приложу как… — Он умолк. Затем, выпрямившись, решительно произнёс: — Хорошо, перейдём к делу. Вы желали знать, где я был в тот вечер. У нас было собрание в офисе, оно длилось до семи. Сейчас мои работодатели любезно позволили мне работать в нью-йоркском офисе до тех пор, пока ситуация не прояснится. Разумеется, это лучше, чем сидеть сутки напролёт в одиночестве и думать… О том, что какой-то маньяк сделал с моими сёстрами, — угрюмо добавил Фостер после паузы.

— И куда вы направились после работы? — участливо осведомилась я.

— Перекусить. В маленькое кафе на Пятьдесят третьей улице, где кормят гамбургерами. От офиса кафе находится всего в двух кварталах.

— Вас там запомнили? Фостер покачал головой:

— Полиция уже проверяла, показывала фотографию, но никто меня не опознал. Я даже обиделся: как же так, моё лицо, о котором моя мать всегда отзывалась как об одном на миллион, не произвело в кафе ни малейшего впечатления. — Отбросив шутливый тон, он продолжил: — Это неудивительно. Я здесь чужой, в кафе наведался второй или третий раз. И предварю ваш вопрос — платил наличными. "Божественный гамбургер" — не то место, где принимают карточки "Америкэн экспресс".

— Когда вы оттуда ушли?

— Точно не помню. Приблизительно без двадцати восемь.

— А потом?

— Вернулся в отель. У меня был довольно утомительный день, и я решил немного почитать и лечь спать.

— Значит, вы явились в «Гранд-Хайятт» до восьми часов?

— Скорее в восемь пятнадцать. Я шёл пешком, а поскольку я неисправимый зевака, то останавливался перед каждой витриной.

— Кто-нибудь в отёле видел, как вы вошли?

— Похоже, нет. Полиция таких не нашла.

— Вы приглашали Мэри Энн поужинать в тот вечер, верно?