Гончаров приобретает популярность - Михаил Петров

Переломив бочоночный обруч, я принялся его острым краем выцарапывать окаменевший раствор, и по тому, как он легко и податливо крошился, я лишний раз мог убедиться, что орудовал здесь человек, далекий от строительства. Первый вынутый кирпич заставил меня попотеть, зато дальше дело пошло легко и непринужденно, и вскоре я оказался перед металлическим люком – платформой, на которой держалась кладка. Внушительное кованое кольцо, прикрепленное к крышке люка, вызвало во мне целую гамму чувств. Подобно прелюдии Шопена, зловеще запели потревоженные петли, и под моими ногами открылась черная пасть церковной преисподней.

Щербатые ступени, уходящие вниз, падали почти отвесно, и мне стоило большого труда сделать первый шаг. Лаз, который начинался от последней ступени, оказался узким и низким, так что идти по нему я мог, только пригнув голову. Прорублен он был в осадочных породах типа известняка, и теперь мне становилась понятна белесая ряса священника. Дно было неровным, и его корявые наросты хищно цеплялись за подошвы. Оно периодически то поднималось, то круто падало вниз, совершенно мешая передвижению. Как это ни странно, но дышалось здесь нормально и можно было предположить, что лаз имеет второй выход. По времени я прошел уже более пятнадцати минут, когда лаз, неожиданно расширившись, привел меня в карстовую пустоту размером с комнату, украшенную причудливыми сталактитами. Воздух здесь вообще был выше всяческих похвал, и я остановился передохнуть, а заодно и осмотреться.

Обследовав первую половину и не обнаружив ничего интересного, я шагнул за сталактитовый занавес. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, где священник оборудовал свой тайник. В известковой естественной нише он устроил что-то похожее на дощатый стеллаж, полки которого в настоящее время украшали только гнилые мешки и три пустых, наспех сколоченных ящика. Это был удар ниже пояса. Несколько минут я тупо разглядывал черные доски с недавними следами пребывания человека.

Ну что, господин Гончаров, получил?

Получил, Константин Иванович, но какая же сволочь обошла меня на кривой?

Я так думаю, та самая, что хотела закопать тебя в старом крюковском сортире, а недавно замкнула дверь ризницы.

Неужели бандюги завладели старинным церковным серебром?

По всей видимости, так.

Что же теперь делать?

Странный вопрос. Я бы на твоем месте поторопился найти выход, а уж потом решал, что делать. Да и кушать очень хочется.

Несолоно хлебавши, в самых расстроенных чувствах я покинул пещеру и двинулся дальше по широкому теперь проходу. Наверное, через него кладограбители и проникли вовнутрь сокровищницы. Впрочем, это легко проверить. Встав на колени, я осветил ровный теперь пол и был буквально поражен. Следов чьих бы то ни было ног мне обнаружить не удалось, и это было страшнее, чем пропавшее добро. С трудом поборов охвативший меня озноб, я ускоренным шагом продолжил свой путь и через несколько десятков метров почувствовал ночную прохладу. Продравшись через цепкий, намертво сплетенный кустарник, я с удивлением обнаружил, что очутился неподалеку от того места, где несколько дней назад предавался созерцанию спящей реки в отблесках затухающего солнца. До машины было рукой подать, и потому уже через полчаса я подъехал к дому. Оставив без внимания каверзные Милкины вопросы, я молча принял душ, дополз до кровати и, рухнув на нее, тотчас уснул.

* * *

Полковник посчитал своим долгом рано утром, перед тем как уйти на работу, меня разбудить, чтобы задать совершенно дурацкий вопрос.

– Ну как твои успехи? – спросил он, стягивая с нас одеяло. – Ты давно дома?

– Он давно дома, – вместо меня злобно ответила жена. – А у тебя точно не все дома. Какого черта ты будишь нас ни свет ни заря!

– Это не твоего ума дело, – правильно ответил тесть. – Костя, задания на сегодняшний день для меня есть?

– Есть, – не разжимая век, ответил я.

– Говори какие?

– Оставить меня в покое. Все остальное несущественно. Расскажу вечером.

Обиженно засопев, он вернул нам одеяло и, бормоча ругательства, удалился.

Утренний сон особенно сладок, но досыпать мне не пришлось, потому что через несколько минут на кухне муторно запищал будильник, оставленный подлой ефимовской рукой.

– Костя, выключи его, – закапризничала сонная Милка.

– Вот иди и выключи, – зарываясь глубже в подушку, упорно не желая просыпаться, посоветовал я. – Мне он не мешает.

– Зато ты мне мешаешь! – объявила супруга и артистично выпихнула меня из постели. – Раз в жизни тебя как человека попросила!

Ударившись локтем о пол, я вскрикнул от боли, окончательно проснулся и, основательно выругавшись, перешел к водным процедурам, после чего быстро оделся и, игнорируя завтрак, отправился к Мамедовым, надеясь в столь ранний час застать его дома.

Двери мне, как и вчера, открыла Тамара. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ночь она провела бессонную.

– Привет, Тамара, – фамильярно, как со старой знакомой, поздоровался я. – Как жизнь молодая? А Илюша-то дома?

– Дома, – как-то странно ответила она. – Проходите в комнату.

Илья Мамедов, накрывшись легкой простынкой, скрестив на груди руки, безмятежно спал посередине комнаты, и все было бы ничего, но прилег он в гробу, и, похоже, надолго. У его изголовья перед занавешенным зеркалом сидели две старухи и, откусывая конфетки, набирались сил для предстоящего воя. Кроме них, меня и Тамары, в доме не было никого. Виновника торжества уже успели обрядить в новый костюм, и такая оперативность показалась мне чрезмерной и странной. Всего-то десять часов утра, а на нем уже новый костюм, добротный гроб и заказные плакальщицы. А ведь еще вчера в обед к этому не было никаких предпосылок.

– Как это случилось? – тихо и скорбно спросил я измученную Тамару.

– Я не знаю, – облизав пересохшие губы, так же тихо ответила она. – Когда я после обеда пришла на работу, он уже лежал на столе.

– На каком столе? – всерьез боясь за ее рассудок, ошарашенно спросил я. – Что вы такое говорите? Я вас не понимаю. Как он попал к вам на работу?

– Привезли, – в свою очередь удивляясь моей непонятливости, с досадой пояснила Тамара. – У нас только один холодильник работает, а он забит трупами под потолок.

– Вы работаете в морге? – наконец понимая, в чем дело, с трудом сдержал я улыбку.

– Да, я медицинская сестра. Он прибыл к нам как неустановленная личность, но я-то сразу его узнала и хлопнулась в обморок.

– Где его подобрали?

– Его тело вчера рано утром обнаружили отдыхающие профилактория «Ласточка». Илья висел на дубовом суку. Они сразу же вызвали милицию, а те, узнав, в чем дело, в свою очередь потребовали труповозку. Вот так он и оказался в морге. Когда врачи узнали, что он мой брат, то немедленно его вскрыли и дали осторожное заключение, что это суицид, потому что следов насилия, кроме поломанных пальцев, на теле Ильи не обнаружено. Правда, они не могли объяснить причину исковерканной кисти, и я склонна думать, что это никакой не суицид, а убийство или принуждение к убийству. Совсем недавно к нам поступал какой-то банкир, и у него точно так же, как и у Ильи, были сломаны пальцы. Я думаю, что это работа одних и тех же преступников. Но меня никто не слушает, да оно и понятно: зачем нагружать себя лишними делами, когда можно легко и просто все свалить на самоубийство.