Александр и Алестрия - Шань Са

Меня зовут не Алестрия. Мое имя — Талестрия. Заглавная «Т» указывает на принадлежность к племени амазонок — Тех, Кто Любит Лошадей.

Я не знаю дня своего рождения.

Я люблю красный — цвет обожженных солнцем листьев, цвет огня, цвет крови.

Я не знаю, кем были мои родители.

В степях множество мужчин и женщин сходятся на одну ночь, предаются любви и расстаются, не обещая друг другу новой встречи в будущем.

Всякая встреча в степи мимолетна, как время, и потому полна страсти. Здесь легко рождаются и легко умирают. Жизнь быстротечна, как лето, как ливень, как мгновение, когда птица взлетает под облака.

Одна красота сменяет другую, и все недолговечны.

Талестрия — царица амазонок. Это имя мимолетно, подобно всем другим, что мне давали. Я носила его, как латы на войне. Однажды я расстанусь со своим именем и стану безымянной и безоружной, как прежде.

Ни одна девушка в нашем племени не знала своего происхождения, одни осиротели, других бросили. Воительницы подбирали нас, и мы тоже становились бесстрашными амазонками. Бог Льда посылал нам холод, войну и голод — трех орлов, которые вели нас на вершину Сиберии.

— Самое большое благо приходит через самое страшное несчастье, — говорила моя тетя.

Вот почему моя жизнь так плохо началась. При рождении девочке не дали имени, а те, что ей давали потом, не приживались. Лицо у девочки было чумазое и неулыбчивое, губы растрескались от жажды и холода. Нестриженые волосы напоминали гнездо ласточки. Падавшие на лоб пряди прикрывали недобрый взгляд. Она бродила по рынку, пряча за спиной покрасневшие руки. Иногда ей удавалось украсть яблоко или сухарь, а то и подоить козу, чтобы напиться молока. Она бросалась камнями в мальчишек, которые издевались над ней, и пряталась под возами, когда на нее спускали собак. Лежа в грязи, девочка отбивалась палкой от их острых клыков. Взрослые были опаснее и злее собак. Они таскали ее за волосы и валяли в пыли, били кнутом, но она ни разу не закричала и не пожаловалась, даже смеялась, чтобы понравиться им. Эта девочка хотела жить, чтобы отомстить, и она прятала гнев и прикидывалась покорной.

Малышка шныряла по рынкам. Она не знала, где родилась, не помнила своих родителей. Несколько раз девочку брали к себе разные люди, и тогда она притворялась покорной маленькой невольницей. Ей давали имя, ее кормили, она спала с овцами и коровами, набираясь от них блох. Но в конце концов девочка всегда убегала в степь. Она носилась по высокой траве, ныряла, резвилась в воде, а потом ложилась на спину и плыла, глядя на пролетавших под облаками птиц. Ночью девочка дрожала от холода. Ее мучили голод и усталость, а успокаивал лишь вой волков. Она знала, как позвать зверей, чтобы они согрели ее и зализали раны. Однажды вечером — девочка тогда жила у очередных благодетелей — она услышала легенду об амазонках и на рассвете следующего дня украла еду и осторожно выбралась из палатки.

Она брела по степи, борясь с ветром и снегом, находила дорогу по звездам, а они пели для нее:

Ночь — свет дня

Ночь — свет земли

Ночь — ключ к сокровищнице

Чтобы войти в свет, пересеки ночь

Чтобы добраться до солнца, иди по звездам

С каждым шагом ты все ближе к белым красноголовым журавлям

С каждой ночью пути ты все ближе к воительнице с двумя мечами

Важен каждый день

Все дни сосчитаны

Нужно желать

Иди — и увидишь

Считай дни — и обретешь мужество

Считай дни, когда плачешь

Считай, когда счастлива, забудь о времени

Считай, когда страдаешь

Лети к свету, птица Ледника!

Лети к солнцу, птица Ледника!

Лети к своему богу!

Меня зовут Талестрия, что означает «радость битвы».

Мою мать звали Талаксия — «багряное перо».

Я — царица дочерей Сиберии, жаждущих веселья. Когда смеемся, мы забываем о смерти.

Я не знаю усталости.

Я не стану плакать, если завтра мои любимые сестры умрут.

Страдание проделало в моем сердце глубокую пропасть, чтобы жизнь до краев наполнила ее красотой.

Война — зло. Я воюю за счастье.

Дочери Сиберии любят войну. А еще они любят веселиться и смеяться во все горло.

Когда с наступлением ночи, среди шумного праздника, девушки заводили песню, приходила грусть. Наш бог был музыкой. Он породил слова, из слов родилась мысль. Способность мыслить сделала женщин свободными. Наши песни, земные мелодии, должны подобно птицам прорваться в небо. Я плакала. Все плакали. Музыка вскрывала старые раны и воскрешала мертвых.

Война очищала меня. Кровь врагов вырывала из сердца воспоминания о кричавших от горя и отчаяния маленьких девочках.

Почему воительницы выбрали меня? Почему я стала их царицей? Почему та, что стала мне матерью, назвала меня своей наследницей? Все думали, что это моя судьба. Все, кроме меня самой.

У меня был шрам на левой груди. У всех амазонок на груди глубокая борозда, чтобы удобнее было натягивать тугую тетиву из бычьих жил. Моя борозда была шрамом от раны. Я не помнила, как получила ее.

О прошлой жизни я хотела помнить только мгновения счастья: я бегу по рынку с горячим хлебцем в руке; я подпрыгиваю, чтобы поймать стрекозу; я танцую у огня, кто-то стоит в темноте и хлопает в ладоши, отбивая ритм; я раскинула руки, я кручусь, я лечу, я приближаюсь к звездам.

Я, Талестрия, родилась и стала царицей в тот день, когда тело моей матери Талаксии принесли в стойбище. Она была мертва, под левой грудью торчала стрела с сине-зеленым оперением.

Спутница моей матери, которую я называла тетей, воспитала меня. Она была суровой и нежной. Ее звали Танкиасис, что значит «аромат белой хризантемы». Она убаюкивала меня, пересказывая легенды.

Когда я впервые села на белую лошадь, она гоняла меня дни напролет. В мой первый день рождения она одарила меня другим оружием, необходимым для выживания нашего племени: научила языку птиц, магии цифр, чтению судьбы по звездам, дару целительства.

У нее была маленькая белолицая дочка с золотистыми глазами. Моя мать, царица Талаксия, сказала мне:

— Тания — твоя сестра. Тания будет твоей спутницей, когда ты станешь царицей. Ты будешь воевать, она — пасти табуны. Она воспитает твоего ребенка, а если ты погибнешь в бою, займет на время твое место. Она воспитает спутницу для следующей царицы и исчезнет, когда две маленькие девочки станут женщинами.

Тания была молчаливой, застенчивой, спокойной и вечно озабоченной. Стоило лягушке прыгнуть, птице взлететь, змее свистнуть, а гусенице оказаться слишком яркой, и Тания с криком отскакивала. Ее мучил кошмар, и она носила свой страх, как метку: она видела себя лежащей на кровати, в мягких подушках, сосущей молоко из белой груди. Она пытается разглядеть лицо женщины, которая ее кормит, но тут появляются мужчины. Их мечи рассекают воздух, как молнии. Их крики подобны раскатам грома. Один из них отрывает ее от груди и выбрасывает в окно.