Черный корректор - Павел Мешков

Дяде Олегу повезло чуть меньше, так как он стоял на ногах. Отпрыгивая назад, он сильно ударился плечом о холодильник, а ногой о табуретку. Однако в полете он ухитрился схватить железный лом, выставил его перед собой и приготовился к обороне.

Лицо негра приобрело обычное выражение, и он радостно пояснил:

– Раненый слон!

Дядя Олег отставил лом в сторону и, потирая ушибленное плечо, буркнул:

– Предупреждать надо… Я чуток не… – Он поставил табуретку на ножки и сел. – А вообще-то очень даже хорошо! Только не забудь там встать с колен. Руку, значит, вверх, на лице – раненый слон, и погнали наши городских!

– Кто? – не понял негр.

– Имя свое назовешь! Понял?

– Поняла! – кивнул негр. – А заклинание говорить?

– Какое еще заклинание? – удивленно вытаращил глаза дядя Олег.

– «Стоять на месте! На месте стоять! Иначе рискуешь ничё не понять! Жил-был…» – слово в слово, с выражением, нараспев воспроизвел негр и выжидательно уставился на дядю Олега.

– Видал?! – обратился ко мне дядя Олег. – Во способности! Мух влет взглядом бьет!

– Папа говорила – я способный! – подтвердил негр и несмело спросил: – А хлопать мне будут?

Дядя Олег задумался, и я решил ему подсобить:

– Пусть требует аплодисментов… Оваций…

– Точно! – оживился дядя Олег. – Значит, грана… Аргумент поднимешь вверх и кричи регулярно: «Аплодисменты! Овации!». И кажется, все…

– Аплодисменты… Овации… Аплодисменты… – с какой-то восторженной дрожью в голосе принялся бубнить негр, а потом задал очередной вопрос: – А бумага дадут? И круглую печать!

– Послушай сюда, мой оборзевший, не различимый в темноте друг! – терпеливо пояснил дядя Олег. – Дадут тебе бумагу или не дадут – зависит только от тебя! Ферштейн? Как увидишь, что все тебе хлопают и любят тебя, – требуй свою бумагу! И вообще! Побольше инициативы! Все понял?

Он кивнул, и дядя Олег, не дожидаясь других вопросов, распирающих нутро негра, широко перекрестил пространство перед собой, вмещающее и негра, и напутствовал:

– С Богом!

Негр не подкачал! Не глядя, он нащупал связку соломы на шее, потеребил ее и исчез.

– Интересная солома! – оценил дядя Олег средство передвижения негра и принялся тщательно мыть стакан, из которого имел честь пить наш черный гость.

Мы наконец-то выпили за мой профессиональный праздник, потом – за негров Всея Руси и немного порассуждали на тему, что теперь может находиться в здании бывшего университета имени славного Патриса Лумумбы. Дядя Олег даже успел налить в стаканы еще «по чуть-чуть», и тут вновь явился тот же самый негр! Действовал он по проверенной схеме: вырвал стакан из пальцев оторопевшего Олега, мгновенно выжрал водку и занюхал косточкой, не вынимая ее из носа.

Все в этом мире имеет свой, давно определенный и выверенный предел. Даже дружба народов. Особенно когда дело касается водки. А потому от дяди Олега в данной ситуации можно было ожидать любых, самых жестких санкций. Но он повел себя в высшей степени благородно и дипломатично! Почти добрыми глазами посмотрел прямо в лицо негра и без тени раздражения в голосе спросил:

– Ты че, гудрон в брикете? Совсем оборзел?!

Негр на слова дяди Олега не обратил никакого внимания и всем своим видом показывал, что он может еще и не такое! Несколько ниток бус на его шее оказались разорваны, и бусины весело стучали по полу веранды, разлетаясь по углам. Лиственный пояс, сильно растрепанный, прижимал к животу какие-то остекленные рамки. Сам негр самозабвенно размахивал «аргументом» с обрывком шнурка, пребывал в сильнейшем возбуждении и задорно, как пионер на демонстрации, выкрикивал:

– Слява КПСС! Аплодисменты! Дрюжба! Равенство! Братство! Свобода! Овации!..

– Стоять на месте! Смирна!!! – неожиданно заорал, перекрывая негра, дядя Олег. – Хорош орать, Момо африканское! Ты уже среди своих!

Негр уронил стакан, ловко подбил его ногой прямо в руки дяди Олега и, не в силах совладать с чувствами, тихонько взвыл:

– Шайба-а! – и добавил такое из русского языка… Из таких его глубин…

Какое-то время мы с дядей Олегом провели в созерцании лиц друг друга. На них было ярко написано удивление в смеси с гордостью. Гордостью за то, что в далекой Африке, или где-то там еще дальше, простой негр, пусть даже и очень способный сын вождя, может выражать мысли на той части великого русского языка, которая способна описать любой, даже самый сложный процесс одним коротким словом. Значит, есть еще надежда, что однажды русскоговорящее население Земли по численности превысит количество китайцев!

– Этому тебя тоже папа научила? – обратился я к негру.

Он слегка сжался, посмотрел на нас виновато и прошептал:

– Это я сама…

– Сама?!! – восторженно вскричали мы в унисон.

– Папа говорила… Колдуну политика поясняла… Я в кустах сидела…

А я-то, по честности говоря, совсем уж было решил, что вот оно! Свершилось! Нами, простыми астраханцами, раскрыта тайна зарождения русского языка! И место его зарождения! Ан нет! Облом есть облом.

– Уф-ф-ф! – длинно, как всплывший кашалот, выдохнул дядя Олег. – Я уж думал… – Он огорченно потряс головой. – Ну, как учеба? Бумагу тебе, я вижу, дали.

– Нет! Не дали! Хлопал сильно! Даже кричал… Вначале. Бежать хотел, я заклинание говорить. Они слушать. Не смеялся! Потом много хлопал! Женщин на землю падал! Бумага я сама взял… На стене много висел. Я взял два.

– Покажи! – попросил дядя Олег, и негр в ответ на просьбу протянул застекленные рамки. В руки не дал, но и так хорошо было видно, что под стеклом крупно значилось: «Грамота… Дана коллективу… За успехи в…» На второй «бумаге» просматривался очень похожий текст.

– Ну что ж! – серьезно сказал дядя Олег. – Бумага, как говорится, налицо. Большая круглая печать… Вот она! Все путем! Поздравляю! Можешь жениться на двух девицах сразу. У тебя ж две бумаги.

– Правда?! Ура!!! – во все горло оглушительно гаркнул негр. – Слява КПСС! Овации! Моя будет жен больше папа!

– В смысле? – поморщился дядя Олег, ковыряя пальцем в ухе. – Что значит «больше»?

– Два жена моя есть, – пояснил негр. – Хочу жениться. Папа говорить: учись надо. Бумага надо. Вот бумага! – Он торжествующе потряс грамотами. – Два жениться! У папа три жена. Моя больше!

– Дела-а! – покачал я головой и дал негру совет: – Ты особо не тряси своей «бумагой»! Вещь хрупкая. Не ровен час…

Озабоченно осмотрев свой трофей, негр прижал рамки к груди, счастливо улыбнулся и торжественно заявил:

– Моя папа умный ученая! Папа говорить мне, руски хороший люди! Добрый! Моя тоже умная! Моя будет вождем племени! Моя племя русски кущать никогда не будет! Папа не кущай, и моя не кущай! Мы умный! Спасиба! Слява КПСС! Аплодисменты! С Богом!