Призрак Адора - Том Шервуд
Шрифт:
Интервал:
– Клянусь, милорд, – пробасил он густым, срывающимся в хрип голосом. – Клянусь, я не совсем понимаю…
А сам исподволь, быстро сверкнул на меня глазом. Я понимающе, неторопливо кивнул, откинулся в кресле, улыбнулся. Снова немного подержал паузу и щёлкнул пальцами Бэнсону. Тот мгновенно переместился от двери к столу.
– Встаньте сзади, – я снова вытянул в сторону сэра Коривля трость, – и как только этот человек ещё раз посмеет не ответить на мой вопрос – ударьте его. Но чтобы не умер!
Бэнсон вытянулся, кивнул и неслышным чудовищем замер у сэра Коривля за спиной.
– Как назывался корабль, за документы которого вы получили плату?
(Бэнсон нежно выдохнул ему в макушку.)
– “Хаузен”!..
– Это что же, немецкое слово? – повернулся я к Ноху. – Что оно означает?
– Это слово означает “белуга”, милорд, – быстро и почтительно пояснил вошедший в роль старичок.
– Немец имел право стоять в гавани? – обратился я снова к сэру Коривлю.
– Да…
– Что он предъявил?
– Ганзийский патент.
– Вы регистрировали предъявление?
– Нет…
– Нет! – повторил я. – Нет. Разумеется, нет, а то как бы вы прибрали денежки. И действительно, они заплатили впятеро больше обычного?
– Вш… Вшестеро…
– И были довольны?
– Да.
– Деньги были новой чеканки?
– Да.
– Выплачены были здесь?
– Да.
– Они и сейчас здесь?
– Д… Да…
– Предъявите.
Всё. Это предел. Если он сейчас выложит деньги, то я вытяну из него всё, что он знает об этом “Хаузене”. Это приблизило бы нас к Эдду и Корвину больше, чем десять дней погони. Если не выложит…
Сэр Коривль икнул, шагнул медленно, но, что-то вспомнив, вздрогнул, приоглянулся – и быстро подскочил к столу. Дрожащими руками он вытянул самый нижний ящик и вынул из него толстую ручку-рычаг, конец которой загибался под прямым углом и имел шестигранное сечение. Этот шестигранник он вставил в невидимое отверстие в боку камина и принялся с усилием вращать ручку. В далёких каминных кишочках послышались клёкот колёсика, какой-то шелестящий скрип и звон (я понял, на что он был похож – на шум спускаемого корабельного якоря). А потом и увидел – опускается в зеве камина откуда-то сверху висящий на натянутой, словно струна, цепи сундук.
Клацнув углами, сундук встал на каминный под. Цепь ослабла, её кончик с двойным крюком свернулся с ручки набок и лёг на крышку сундука. Я кивнул Бэнсону. Он подошёл, отсоединил ручку от крюка, потянул. Сундук скрипнул, разворачиваясь, две его задние ножки оторвались было от пода, но снова, перетянув усилие Бэнсона, встали и клацнули о камень. Бэнсон удивлённо повёл шеей, занёс одну ногу в камин и, натужно задавив выдох, вытащил сундук из округлой каменной пасти. Опустив его возле стола, Носорог неслышно откочевал к двери.
– Содержимое – на стол, – без тени интереса в голосе сказал я и снова уставился на ногти.
Сэр Коривль щёлкнул ключиком, запыхтел, и я, вдруг утратив волю, притянулся взором к растущей на столе горе сокровищ. Уже были сдвинуты пресс-папье, переместились на пол чернильные приборы, бронзовая конторка перекочевала на стул, а гора всё росла, накрывая собой суконную зелень стола. Кошели, кисеты, кожаные мешочки с монетами, золотые и серебряные безделушки, табакерки – с камнями в крышечках и без них, перстни, кольца, медальоны, длинные, запечатанные с торцов сургучом бумажные колбаски, ровные поперечные полоски на которых указывали, что внутри завёрнуты столбики монет. Наконец – два ларца. Сэр Коривль как будто забылся. Он торжественно открыл ларцы и стал бережно выкладывать на стол коллекцию карманных часов – изумительной красоты, и изящества, и блеска. Каждый экземпляр был, как это принято сейчас называть, “брегюэтом”, по имени мастера-француза, придумавшего бой часовых мелодий. Сэр Коривль не ленился отщёлкнуть крышечку у каждого экземпляра, и хор то мелодичных, то бравурных, то печальных звонов заполнил громадную залу до самых дальних уголков.
Двумя длинными, в полстола, линиями вытянулись часы передо мной, тревожно топорща крышечки – то просто полированного золота, то с тончайшего письма фигурками по эмали, то с девизами, то с вензелями. Цепи их переплетались, как змеи.
– Где монеты с “Хаузена”? – с трудом оторвался я от сокровищ.
Спокойный, кряжистый, с отрешённым лицом, сэр Коривль поднял и отставил в сторону три кожаных, с витыми шёлковыми шнурами, кошеля. Проклятый дар коварной судьбы, отравленная добыча, погубившая своей заразой столько лет стяжаемое добро.
Нох с ухватками заправского казначея погрузился в эти кошели; я же встал, обошёл стол и указал хозяину кабинета на его кресло.
– Пишите! – не выдержав-таки роли скучающего лорда, с металлом в голосе скомандовал я ему.
Сэр Коривль покорно поднял и пристроил на уголке стола чернильный прибор, сел в кресло. Взял перо, бумагу, безучастно замер в ожидании.
– Пишите, сколько человек приходило к вам с “Хаузена”. Предельно подробно – кто как выглядел, как держался, во что был одет, какие слова говорил, проявлял ли какие-то странности. Если мы их поймаем – обещаю – палач будет калить железо не для вас.
Он вздрогнул, с усилием сглотнул, очернил перо и медленно повёл им по листу.
Нох звенел монетами. Я отошёл к двери, шепнул Бэнсону:
– Спустись вниз, скажи Каталуке, чтобы отогнал карету куда-нибудь в переулок и прикрыл гербы. Чтобы лишних глаз не дразнили. Но ровно в 12 пусть будет перед входом. Ни минутой раньше, ни минутой позже. Потом возвращайся сюда.
Вместе мы вышли в приёмную. Бэнсон быстро прошёл между неподвижными Готлибом и Робертсоном – но тут же ворвался обратно, едва не сокрушив закрывшуюся за ним дверь. Рванулся он, как я потом сообразил, на стук и грохот, раздавшийся в приёмной. Я сам был немного ошеломлён и не сразу понял, что произошло. А всё было просто. Я выступил из дверей полутёмного кабинета в светлое пространство, к секретарю, увидал закаменевших на своих тяжёлых стульях посетителей, из которых ни один не нашёл в себе дерзости пройти мимо двух грозных солдат и покинуть ставшую вдруг страшной приёмную; выступил – и тут же увидел хлестнувший по их лицам блескучий сине-красный огонь. Это звезда на моей груди, поймав бьющий в окна солнечный свет, вскипела игрой бриллиантов. И посетители, разбросав, после мига оцепенения, стулья, склонились в глубоких поклонах. Бэнсон яростным взглядом метнулся по мне, по секретарю, по склонённым спинам, мгновенно вернулся в себя и, успокоенный, вышел. Я же, без выражения на лице, тусклым голосом произнёс:
– Сэр Коривль возобновит приём ровно в 12 часов. До этого времени отвлекать его нецелесообразно.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!