Долгая дорога к маме - Михаил Константинович Зарубин

связано с Мишей. Мы решили уехать последними, когда в доме уже никого не останется. Освобожденные квартиры уже заселили бомжи и гастарбайтеры со всей округи. Мы даже подумать не можем, что в комнате Миши будут жить какие-то люди.

— Вера Степановна, вот видите. Ваш пример — это один дом, а реновация кварталов — сотни домов.

— А что, чиновники не знали об этих сложностях?

Андрей подошел к окну.

— Тут два варианта. Или все сделано было в угоду власти, а народ у нас угодливый, или власть посчитала данные независимых исследований ошибочными, а свою интуицию — верной. Вообще, когда разговор заходит о реконструкции или сносе хрущевок, он всегда совпадает с началом выборных кампаний. Это длится уже двадцать лет. Разговоры то усиливаются, то утихают. За все эти годы снесено только два дома и десять отремонтировано.

— Андрей, о чем ты говоришь? За двадцать лет Ленинград после войны восстановили. Страну восстановили!

— Все правильно, Вера Степановна, отсюда сделайте выводы.

— Андрюша, ты так хорошо и понятно рассказал, а что, наши власти не знают об этом?

— Властям плевать на хрущебы. А вот на выборы не плевать… Каждый раз у них проблема перед выборами. Что сделать такого, чтобы людей на свою сторону привлечь, что бы найти такого, чтобы надолго хватило, вот и придумали, чем народ «порадовать». Решили перестроить кварталы хрущевок, это ведь не исторический центр, ломай, не жалко, да и высотку там не построишь. Всем хороша идея, да только про людей забыли, про живых людей в хрущевках. Аукционы проводить стали, только мало желающих нашлось притворить эту идею в жизнь. С трудом нашли парочку организаций и дали им почти тысячу гектаров земли. За копейки.

— И что же, всех переселят?

— Разумеется, нет, Вера Степановна, в лучшем случае инвесторы свободные пятна застроят и разбегутся, а может, переуступят кому-нибудь землю, за долги или за что другое.

Андрей стал собираться домой, Вера Степановна, провожая его, попросила хотя бы звонить почаще.

Наступил ноябрь, в доме отключили тепло, свет и воду. Пока работал только телефон. Однако, людей не становилось меньше. Было впечатление, что они каждый день прибывали сюда. Из многих окон выглядывали трубы, курился дымок, вечером за окнами виднелся тусклый свет керосиновых ламп. Вере и Сергею было невмоготу. В один день жена решила все дела в жилконторе, даже взглянула на новую квартиру, и пошла собираться. Прошла в комнату сына и стала укладывать в чемодан вещи: рубашки и брюки, куртки, обувь. Подумала при этом: «Вещи еще вполне хорошие, надо бы отдать нуждающимся…»

Заглянул Сергей, от неожиданности остановился:

— Вера, ты что?

— Давай собираться. Что поделаешь, видно, доля такая.

Он сел рядом. Жена посмотрела на него и, отвернувшись, горько заплакала. Сергей не знал, что и предпринять, и повторял, как заклинание:

— Вера, ну что ты, что ты…

Потом Вера взяла себя в руки, помыла лицо, вытерла его, и уже молча, энергично стала собирать вещи.

Утром она пошла в жилконтору просить помощи для переезда.

Дом сломали через год, но школу так и не построили. Никто не знал, почему, видимо, изменились планы, а может, потому, что совсем недавно закончились очередные выборы, а до следующих еще много времени.

Часть вторая

Невыдуманные истории

Судья

Саша Петров, не успев переступить порога моего кабинета, сразу же выдал новость:

— Константиныч, ты помнишь судью Стучалову? Любовь Николаевну?

— Еще бы не помнить! А что с ней случилось? Неужто в гору пошла?

— Да нет, «с горы»… Отправили на пенсию.

— Так она вроде бы молода для пенсии?

— Два года оставалось. Значит, уже невмоготу было терпеть ее выходки. Говорят, на самом верху дело решалось…

— Это какую же причину нужно иметь, чтобы принять такое решение. А может, ей самой все надоело? Устала, денег девать некуда, конфликты. Работа судейская не сахар, особенно у нее. Говоришь одно, делаешь другое, думаешь третье…

Саша рассмеялся:

— Причина банальная, замечена в получении взятки.

— Как это «замечена»? Ты же юрист, а в вашей науке такого понятия нет.

— Ты прав, доказать судейскую взятку чертовски сложно. Взятки берут через целую цепочку посредников, так называемых «черных адвокатов», которые улаживают дело с конкретным судьей за определенное вознаграждение. То-есть передают взятку. Чаще всего «черными адвокатами» являются родственники и друзья судей, короче, люди, проверенные не хуже сотрудников ГРУ… Конторы таких «адвокатов» обычно расположены рядом с судами. Судьи рекомендуют своих адвокатов, «чужих» выдавливают разными способами, или сам судья недвусмысленно намекает на необходимость смены адвоката.

— Саша, раз ты это знаешь, значит, и для органов все это не является тайной?

— Разумеется, все всем известно. Однако на все жалобы ответ один: суд у нас независимый, никто не имеет права вмешиваться в его работу. Бывает и по-другому. Потерпевшего привлекают к уголовной ответственности за клевету, и отвечать человеку придется перед тем же судом, который он ранее обвинил в коррупции, и тут, как ты понимаешь, пощады не жди… Пришьют такую статью, которую судья только пожелает. Никакая защита не поможет. Потому жалоб — единицы.

— Да, Саша, я сталкивался с этой системой и кое-что о ней знаю. И судей видал разных: продажных, циничных, некомпетентных… Но вот что поразительно: если ошибки и нарушения закона, совершенные милиционером, прокурором, следователем, могут быть исправлены в суде, то судебные ошибки исправлять уже некому.

Мы оба помолчали, я разлил по кружкам кофе. Отхлебнув глоток, Саша продолжил:

— Ну ладно, судебные ошибки и нарушения закона были, есть и будут, это ведь жизнь. Дело совсем в другом. Я тебе раньше говорил, что государство, наделив судей исключительными полномочиями, не позаботилось о системе сдержек и противовесов. Поэтому у общества нет реальных механизмов контроля над судейскими чиновниками. Принцип независимости судей стал пониматься ими как независимость от закона. На мой взгляд, это первопричина всех бед…

— Ты эту независимость испытал на своей шкуре, когда вынес решение, неугодное власти. Зато сейчас ты отличный адвокат, правда, не «черный». Что для меня удивительно, при твоих-то связях.

Мой собеседник помрачнел и замолчал. Я понял, шутка была грубой и неуместной.

— Извини, Саша, ты же знаешь мой язык — как помело. Не обижайся, расскажи лучше, что случилось с нашей Любовь Николаевной? Я ведь мало о ней знаю…

— Ты что, забыл, как она из тебя, третьего лица в процессе, сделала ответчика? Виртуозно, надо сказать. Так вот, эту фокусницу я знаю двадцать пять лет. Она вообще-то приехала из Саратова, когда мой