Великий Тамерлан. "Сотрясатель Вселенной" - Яков Нерсесов

…Кстати сказать, принято считать, что впервые свою тактику умелого сочетания в одном строю лучников и спешенных рыцарей англичане-островитяне успешно применили (вернее, обкатали на незнакомых с ней континентальных европейцах) за несколько лет до эпохального сражения при Креси. Это случилось в серьезном бою в открытом поле при Морл’е (Ланмюре) 30.09.1342 г. Тогда 3 тыс. англичан (1 тыс. рыцарей и 2 тыс. лучников) под началом графов Нортхэмптона, Дерби и Оксфорда приняли бой с намного превосходящим их врагом (12 – 15 тыс., в т.ч. 3 тыс. рыцарей и 1500 генуэзских арбалетчиков) под началом Шарля де Блуа. Англичанам, снявшим осаду с Морл’е из-за подхода сильного войска французов, пришлось все же принять с ними бой. Но они успели занять очень выгодные позиции по обе стороны дороги Морл’е – Ланмюр на холме, имея в тылу лес (англичане очень любили это естественное прикрытие своего тыла), и устроили по фронту замаскированные ловушки (волчьи ямы) в пределах дальности полета стрелы. Боевое построение англичан (спешившиеся рыцари вперемешку с лучниками) чем-то напоминало борону. При этом в выпуклых клиньях лезвия бороны» располагались стрелки из лука, державшие под перекрестным прицелом не только весь фронт, но и фланги. Лишь в 3 ч дня французы начали атаку. Шедшие первыми арбалетчики с бретонской пехотой оказались быстро рассеяны лучниками. Вторая волна – на этот раз конных рыцарей – поначалу была чуть более удачлива: хотя кто-то и попал в ловушки, но около 200 всадников сумели прорваться к вражеским позициям (у лучников закончились стрелы) – и навязать неприятелю ближний бой. В ходе рукопашной англичане потеряли строй, оказались потеснены к лесу подоспевшей третьей волной французов. Только в лесной чаще они смогли остановить врага, где тяжелым конным рыцарям было трудно развернуться против юркой пехоты. Французы отступили, и англичане благополучно отошли, выйдя из леса с другой стороны. Так весьма неоднозначно закончился первый крупный сухопутный поединок англичан с французами. По сути обе стороны отступили, но сильно численно уступавшие англичане не проиграли, а французы так и не выиграли. Но в целом обкатка английской тактики боя с французами себя оправдала и после некоторой корректировки блестяще себя зарекомендовала сначала при Креси, потом при Пуатье и далее почти во всех крупных сражениях Столетней войны, кроме самого последнего. Последовавший после Морл’е не столь крупный, но столь же успешный для англичан графа Дерби бой при Обероше 21 октября 1345 г. придал еще больше уверенности им, что французы бессильны против их тактических изысков.

У его французского «кузена» их не было вовсе. Только в 3 ч дня (либо даже 5 или 6 вечера), уставшая после долгого марша по жаре французская армия, наконец подошла к Креси. Французы имели серьезное численное превосходство над противником, особенно в рыцарях, но были скверно организованы. Видя, что его войска сильно выдохлись после долгого марша, французский король Филипп VI хотел было отложить атаку до следующего дня, собрать военный совет и решить, как действовать против выгодно расположившегося врага. Но его воинственные рыцари, увидев значительно уступавшего им врага, не только яростно настаивали на атаке сходу, но по собственной инициативе уже выдвинулись вперед. Их рыцарская спесь не позволяла им сомневаться в том, что трусливые спешившиеся англичашки не смогут выдержать сокрушительный удар их кованой лавы. Мысль о том, что пехота вообще может стойко и отважно сражаться с ними – цветом европейского рыцарств вовсе не приходила в их закованные в лучшую броню Европы головы. Сопровождавшие их презренные толпы пехотинцев-ополченцев, вечно мешавшиеся под копытами их рыцарских коней, лишь еще больше бесили их, чья репутация всецело зависела от героизма на поле брани. Любой рыцарь, выказавший неуверенность перед лицом врага, особенно столь жалкого и недостойного как пехтура, рисковал запятнать свою честь позором. Более того, наступать следовало немедленно, пока кто-нибудь не ухитрился отнять у них – рассчитывавших выигрывать сражения без помощи каких-то там простолюдинов – законной славы!

…Кстати сказать, каждый рыцарь (особенно это касалось французских, считавшихся лучшими в Европе), выискивал на поле боя социально себе равного, с тем, чтобы именно с ним скрестить оружие в поединке. Сражаться с какими-то презренными крестьянами, которыми многие считали пеших англичан, было чем-то недостойным. Любой рыцарь или просто всадник стремился одолеть кого-нибудь именитого, чтобы заслужить тем самым славу и уважение со стороны прочих представителей своего дворянского сословия. Соперничество между отдельными личностями, вопросы чести и престижа, стремление к свершению великих подвигов – вот что более всего волновало французское рыцарство, а вовсе не командная победа!

Шедшие сзади рыцари заявили, что не остановятся, пока не поравняются с передними рыцарями. Передовые, подпираемые задними, снова пошли вперед; они явно не собирались делиться славой победителей с задними. Шестеренка зацепилась за шестеренку и военную машину было уже не остановить! По сути дела начался форменный беспорядок! Филипп VI понимал, что его авторитет короля-полководца после так и не состоявших генеральных сражений под Ла-Капелью, Марком и Парижем среди спесивого французского рыцарства уже сильно пошатнулся. Они, считавшие себя лучшими в Европе, не могли и не хотели понимать, как можно столь часто уклоняться от решающего боя с врагом, им это казалось малодушием, граничащим с предательством, выраженным невыполнением своих королевских обязанностей. Один из немногих, Филипп VI осознавал, что рыцарская атака в лоб на умело окопавшегося на выгодной позиции стойкого и отменно подготовленного врага может привести к катастрофе. Но в то же время он уже ничего не мог изменить. Уже не единожды не сумев навязать противнику генеральное сражение, он не мог пойти на это еще раз без обоснованных опасений окончательно подорвать свой авторитет. Не исключено, что весьма вольнолюбивая рыцарская знать могла взбунтоваться, и тогда внук Филиппа IV Красивого по женской линии Эдуард III имел бы гораздо больше шансов потеснить его – всего лишь племянника покойного монарха – с французского престола! Скорее всего Филипп VI вынужденно принял роковое решение – немедленно атаковать засевшего на холме врага. Генуэзских наемников с арбалетами он поместил в авангарде своего войска, чтобы под их прикрытием развернуть яростно рвущуюся в бой рыцарскую кавалерию для атаки.

…Кстати, помимо большого английского лука еще одним популярным метательным оружием Средневековья (правда, в континентальной Европе), являлся арбалет, короткие (30 – 35 см) и тяжелые стрелы которого (железные болты) наносили ужасные раны. Арбалеты были одно время запрещены Церковью. Но мало кто считался с этим. Арбалетные стрелы могли убить на расстоянии 300 м. Из арбалета стреляли сплеча, как из ружья. Он мог точно поражать противника, так как арбалетчик целился, глядя вдоль желоба для стрелы. И все же, превосходя большой английский лук в пробивной силе, арбалет уступал ему из-за своей низкой скорострельности. Даже искусный арбалетчик не мог выпустить более 4 (5) стрел в минуту, т.е. гораздо меньше, чем из лука. Арбалетный лук был таким тугим, что для заряжения (взведения) его сгибали специальным винтовым механизмом (воротом; рычагом) или упорной скобой (стременем) для ноги либо закрепленным на поясе крюком. Использование арбалета не требовало большой силы. Обычно арбалетчик пользовался большим и тяжелым щитом (павизой/павезой), за которым он укрывался в процессе перезарядки своего оружия и двигался вперед на неприятеля. Медлительность и сложность работы арбалетчиков делала их бессильными против скорострельных лучников