«Третья сила» - Иван Дорба

— А кто Игнату помогает, ума не приложу?! — заметил Денисенко.

— В том-то и дело, дорогой! Игната мы прощупаем! Раз он связан с Брандтом, значит, и с Дольфом! — Боярский достал из кармана белый носовой платок и утер лоб. — Зная одного агента, обнаружим и других. Плохо наблюдаем. Надо ловить малейшие детали, каждый брошенный на кого-то взгляд, случайное слово, жест. Узнать, к кому Дольф обращается за лекарствами, за медицинской помощью.

— Гм, — фыркнула Ксения Сергеевна. — Он здоров как бык, этот начальник абвергруппы триста восемнадцать. Надменный, кичливый болван! Задрав нос, обходит все палаты и потом отправляется в парк «дышайт свежи люфт».

— А я видел, как этот «болван», сначала погуляв по парку, заходит во двор, заглядывает во все окна и двери сараев, складов, кухни, а потом уж садится в свою машину. Он очень хитрый, с ним надо быть осторожным. — И Денисенко погрозил указательным пальцем.

— Ума у него я не заметила, — оскорбилась Ксения. — Ну да бог с ним! Наркотики и вакцины находятся в сейфе лаборатории. Как-то придется объяснять нашей лаборантке Кате Дроздовской, зачем понадобились тифозные вакцины. Она за них ответственна. Все регистрируется в журнале… Может быть, посвятить ее в наше дело? Меня смущает, что Катя однажды рассказывала, будто ее вызывали в НКВД для выяснения ее отношения к белому генералу с той же фамилией…

— Придется, Ксения Сергеевна, искать обходной путь. Новых персонажей пока вводить на сцену не будем, — покачал головой Боярский.

— «Из Румыни-и-и по-о-оходом шел дроздовский ко-о-онный полк. На спасение-е народа, выполня-я-а тяжкий долг», — промурлыкал вдруг Денисенко. — Я знаком с Екатериной Дроздовской. Ее дедушку зовут так же, как моего отца, Гордеем. В Белграде у «дроздовцев» я видел портрет генерала, помнится, у него тоже золотистые вьющиеся волосы. Я еще спросил у Кати: уже не дочка ли она знаменитого белого генерала? Она рассмеялась и спрашивает: «Вы хоть расскажите, кто он был, этот генерал? Помню, мать в НКВД вызывали, допытывались, потом в управе бургомистр расспрашивал, в Германию ехать предлагал, и этот немец долговязый приставал как банный лист: "Ви красифи дефочка, фрейлен Дростофф"». Мне кажется, Катя — очень порядочная девушка, не продаст! — И все отметили, как Денисенко покраснел.

— Лесик, милый, ты, значит, к ней неравнодушен! — Чегодов улыбнулся. — Но знай, ямочки на щеках, коралловые губки, жемчужные зубки, фигурка, ножки — всего лишь кукла из дорогого магазина в немецком вкусе! На нее заглядывается обер-лейтенант Дольф! Ферштанден? — И Олег скорчил рожу. — Будь осторожен.

— Погодите, погодите! Вспомнил! — Леонид Евгеньевич вдруг выскочил из-за стола, хлопнул себя ладонью по лбу и взволнованно заговорил: — Катя прохаживалась с высоким немецким офицером в гестаповской форме на задах больничного парка! Я спрятался за дерево, и они не заметили меня, почти рядом прошли. Она довольно сносно говорит по-немецки. Это было недели три тому назад. Тогда как раз к нам погостить из Смоленска приезжала Соколова.

— А о чем они беседовали? — насторожился Чегодов. — Дело в том, что примерно месяц тому назад гестапо подготавливало для Витебска чуть ли не триста осведомителей, вербуя их из разного отребья.

Леонид Евгеньевич заерзал на стуле, приподнял очки, протер их и, видя, что на него все смотрят, заговорил:

— Катя с немцем, я понял, беседовали о Генрихе и о его девушке Александре из деревни Вороны. И еще о какой-то лесопилке «зегемюле», как мне послышалось… Увы, война! Гулящие девицы не брезгуют ничем ради легкой жизни. Больше я ничего не помню. — Леонид Евгеньевич виновато поглядел на Боярского, потом перевел взгляд на племянницу и, уже словно оправдываясь, добавил: — Бедные, несчастные существа. Когда-то за стенами Марковского монастыря творили молитву Богу, убивали себя постом схимники, призывая к добру, смирению и правде, а сейчас под его темными сводами таится измена, куется предательство, черное, отвратительное! Сестра милосердия выдает своих раненых палачам!…

— Не торопитесь, профессор! — прервал его Боярский. — Мы еще не знаем роли Дроздовской. Это подлежит проверке. Сейчас идите домой, завтра я зайду к вам. Надо будет укрыть полковника Тищенко у «старухи». Времени осталось немного. Разойдемся, товарищи, только не все сразу, и, как условились, соблюдайте меры предосторожности. До свиданья, Ксения Сергеевна, простите, что испортил вечеринку, вы так по-семейному уютно собрались справлять наш чудный русский обычай… — И Боярский первым шагнул к двери.

На улице было уже темно. Шел небольшой снежок. Боярский взял Чегодова под руку и, отстав немного, вполголоса произнес:

— Из поселка Локоть сногсшибательные новости: убит Воскобойник, ранен Каминский, разгромлен гарнизон в Локоте и Трубчевске. Еще неизвестно, кто возглавит сейчас НСТПР (национал-социалистскую трудовую партию всея России): Каминский или начальник полиции Масленников? У них соперничество. Запомни, Олег, еще раз — Незымаев Павел Гаврилович, начальник окружной больницы в Комаричах, молодой врач-терапевт, высокого роста, блондин. Ему можешь верить, ему будешь передавать все, что узнаешь о намерениях этих сволочей. Там, конечно, последует ряд жесточайших репрессий. Поедешь в бригаду, главное — войди в доверие к самому Каминскому.

Дроздовскую вызывали в городскую управу еще в декабре сорок первого, задолго до того, когда ее, прогуливающуюся с обер-лейтенантом Дольфом, видел Леонид Евгеньевич Околов.

Подружка перекрестила ее перед уходом, дала на всякий случай узелок и, утирая набежавшую слезинку, бодро напутствовала:

— Ничего, Катюша, обойдется. Будь что серьезное, сами бы пришли. Не боись!

Поднимаясь на второй этаж здания городской управы, Катя дрожала от страха.

Встретили ее у открытой двери кабинета двое мужчин — один довольно плотный шатен с мясистым носом, маленькими прищуренными глазами неопределенного цвета, большим ртом и словно обрубленным подбородком, над которым свисала пухлая заячья губа, другой — седовласый, высокий, хмурый, с пронзительным взглядом.

— Всеволод Федорович Родько! — представился первый. — Очень приятно с вами познакомиться, Екатерина Михайловна; а это наш Вилли — Владимир Владимирович Брандт — сослуживец вашего батюшки, Михаила Гордеевича.

— Когда дивизия его превосходительства дислоцировалась в Румынии, я имел честь нести службу при штабе. Пойдемте в кабинет. — И Брандт взял Дроздовскую под локоть.

Катя не была дочерью известного белого генерала. Отца своего она не помнила; по словам матери, он был землемером. «Бродяга был наш Гордеич, царство ему небесное, все на охоту за утями ходил! Вот в болоте и утоп, тебе только годик миновал».

Это совпадение имени и фамилии смущало и чекистов, и ныне покойную мать не раз приглашали в ЧК, а в тридцать девятом году вызывали и ее…

«В ту пору мать и я доказывали, что мы не те Дроздовские… А что, если сейчас мне стать дочерью легендарного белого генерала?» — вдруг мелькнула у нее озорная мысль.