Ночь империи - Дарья Богомолова

Это даже не было шагом по лестнице иерархии как таковым – просто пара обязанностей, выполнение которых влияло на всю армию в целом и раньше лежало на совести другого, перешло к тави Гринду. Кроме того, это перевело его в статус придворных, и потому во дворце у него отныне были свои покои, в которых Самаэль остался из принципа просто для того, чтобы в одну ночь попытаться прочувствовать, многое ли поменялось.

Не поменялось – хотя, может, влиял тот факт, что в этом своём цикле он страдал хронической бессоницей.

Ничто и никто не помешал генералу Сонрэ попытаться устрашить «отнявшего у него должность наглеца» скандалом, на что получил ответ спокойный, но лично его оскорбивший: «Зато теперь из Ковруса внезапно не прискачет толпа новобранцев, которую никто не ждёт». Казалось бы, на этом конфликт был исчерпан, но глупо было думать, что Сонрэ не попытается настроить против «узурпатора» глав ведомств, по какой-то причине с ним сдружившихся.

Этим утром глава военного ведомства, когда тави Гринд пришёл к нему с требованием предоставить кое-какие свитки, заявил, что времени у него нет в виду подготовки к похоронам, а потом с чинным видом сел за стол завтракать.

Когда Самаэль был моложе и гораздо порывистее, нынешний Владыка-регент однажды заметил, что у суламаррэ всегда отсутствовали моральные преграды для применения силы, но только мальчишка Гриндов умудрился сделать «мордобой не проявлением насилия, а средством коммуникации». Словом, глава военного ведомства отдал нужные свитки, а на Самаэля смотреть не рисковал, при каждом случайном столкновении взглядами машинально тянувшийся к шее, на которой утром удавкой затянулся ворот его собственного кафтана.

На Владыку, казалось, обращали внимание только простые люди, для которых он виделся кем-то свыше.

Женщины стояли на другой половине второго света, выглядывавшие осторожно за перила и пытавшиеся хоть что-то высмотреть. Принцесса Офра и вдова Владыки первыми прошли к гробу, и одна сделала это с поразительной прыткостью, а другая соизволила порыдать над телом брата добрые пять минут. Остальные девушки остались в стороне, но сейчас, наблюдая за ними со своего места, Самаэль понимал, что рыдали бы, окажись в толпе скорбящих, почти все.

За происходящим внизу наблюдать было уже не так интересно, и тави Гринд, привалившись плечом к колонне, уделил все своё внимание женщинам. Всего их было около десяти, включая самарт и владыческих нянек, и все они грудились друг с другом, будто боялись, что, если будут по одной, окажутся выставлены за порог. Только одна стояла рядом с безутешно рыдавшей Офрой, подставляя своё плечо для слёз, а другая, которую поначалу можно было спутать с самартой вдовы, держалась особняком ото всех вовсе. Зацепившись взглядом за этих конкретных сударынь, Самаэль впервые за долгое время почувствовал себя стариком: знал, что где-то встречал обеих, но никак не мог припомнить обстоятельств и тем более имён.

Понадобилось минут пять, а то и больше, чтобы, наконец, в голове мелькнула правильная мысль – две из этих девушек были дочерьми Айорга. Худая и высокая блондинка откликалась на Мадлену, а миловидная приземистая пухлощёкая брюнетка – на Сейрен. Если до этого тави Гринд чувствовал себя просто старым, то теперь уверился в собственной древности, потому как обеих помнил гораздо более маленькими. Кажется, в последнюю их встречу Мадлене было на вид около 13, а Сейрен и того меньше, и вот теперь обе они стояли на другой стороне зала, и одна была ни много, ни мало, самартой самой принцессы Офры.

– Если стану Владыкой, то, может сосватаю одну из своих девочек тебе.

Отвлёкшись от мыслей о собственном возрасте, Самаэль нахмурился и посмотрел на остановившегося рядом регента.

Улыбчивый, весь в белом – святое семейство в чистом виде. Наверное, его таким и делали когда-то, а потом улыбчивый мальчик вдруг научился решать свои проблемы не только добрым словом и молитвой, и все поняли, что где-то судьба пошла не в ту сторону. Теперь он надевал белое крайне редко, улыбался часто, выглядя все такой же душкой, но доверия вызывал в разы меньше. У Самаэля так и вовсе пока что реакцией на валакха просилось только отвращение, но улыбался ведь – и как-то так приятно, с этими своими ямочками на бледных щеках, щуря невозможные глаза цвета раскалённых углей.

Нет, всё-таки отвращение. Придя к этому решению, Самаэль вернулся к тому, за чем смотреть было интереснее, и оставил комментарий без ответа. Сосватает, как же, – ни одна здравомыслящая женщина не взяла бы себе тави, любившего на досуге сунуть нос в старые развалины или пропасть на год-другой, потому что такое желание высказала его левая пятка. Не то, чтобы Самаэля это сильно расстраивало: он с детства считал женитьбу добровольным рабством и просто добавлением в дом лишнего рта для еды. Более того, этот лишний рот был способен потом расплодиться.

Можно было не задавать вопросов о том, как себя чувствовал Айорг, потому что его эмоции ощущались физически и могли быть выражены одной фразой – Владыка-регент чувствовал себя идиотом. Позволивший себе наивно надеяться, что, взяв на себя обязанности первого среди пятёрки, тави Гринд станет активнее взаимодействовать с высшей инстанцией, он ещё больше обнадёжился, когда вчера старый знакомый провёл с ним во дворце полдня.

Надежда, зародившаяся и пока слабо тлевшая, была затушена одним плевком, так как по нерабочим вопросам Самаэль говорить не собирался.

– Первородных ради, Гринд,– прошипел достаточно тихо, чтобы не привлечь внимание кого-то внизу, валакх.– Прекрати играть в молчанку. Тебе почти две тысячи лет – повзрослей!

– Тебе больше семи тысяч – подрасти.

Владыка-регент захлебнулся собственным возмущением, став напоминать выброшенную на берег рыбу, отчаянно пытавшуюся вдохнуть. Порой казалось, что Самаэль был единственным, чьи оскорбления на тему роста имели какой-то вес для этого существа.

Пару минут наслаждавшись видом потерявшегося в словах друга, тави Гринд смешливо фыркнул и посмотрел в зал внизу, где стало немного оживлённее. Причина стала понятна довольно быстро: Первородные. Все пятеро, как всегда в золоте и летящих шёлковых одеждах, помпезные до невозможности и до такой же невозможности траурные.

Выстроившиеся клином, они прошли через толпу, условно разрезая её на две части, и остановились у глав ведомств, замерших в благоговейном страхе.

Глядя вниз, Великий генерал и Владыка-регент фыркнули одновременно: хоть и ругались, были вещи, о которых никогда не спорили. Первородных не любили оба, каждый за своё.

– И зачем они здесь?– Айорг слабо нахмурился.– Приглашения для них не было точно.

– Отдать почести, очевидно,– машинально огрызнулся Самаэль.– Это и их страна тоже, если ты ещё не забыл.

Валакх переглянулся с ним, состроив такую гримасу, будто внизу в зал запустили заражённых смертельной болезнью, крайне сильно уродовавшей внешность в качестве одного из симптомов. Спорить было бесполезно, но, если откинуть определённую долю предвзятости, присущую регенту в вопросе Первородных и Пантеона, вопрос о том, почему они явились без приглашения действительно возникал.