Тайна Пламенного короля - Карина Вальц

Это открытие, сделать которое он мне позволил.

Одну за другой я переворачивала тяжелые рамы и расставляла их по комнате. Адам и не думал мне помогать, он стоял в стороне и словно отключился от реальности. Может, опять смотрел будущее, а может, не захотел вмешиваться. Я справилась и без него, и вскоре могла любоваться выставленными в ряд портретами.

Всего их оказалось шесть.

Первый я узнала – именно он висел внизу, именно его мы с Никой разглядывали, изучая Виктора, Диану и маленького Адама. Вот только было в двух работах одно существенное отличие, и заключалось оно в количестве маленьких Адамов. На этом портрете их было два.

Близнецы. Адам и… Ману? Мануэль, надо полагать.

Другие портреты тоже были семейными, общими. Возраст мальчиков менялся, родители будто оставались прежними. На шестом портрете близнецам не больше четырнадцати лет. Их лица чисты и невинны. И никаких шрамов.

– Что с вами случилось? – спросила я.

Адам не ответил, он задумчиво разглядывал портреты.

Тогда я взялась за сундуки, открывала один за другим. В них хранились личные вещи подростка: легкие артефакты, одежда вперемешку с письмами, учебниками, дневниками в кожаных переплетах, и много других мелочей. На полках ютились еще книги, я пролистала несколько, и в каждой на полях красовались многочисленные отметки, нанесенные одной рукой. Думаю, рукой Мануэля, иначе с чего этим книгам пылиться здесь, а не где-нибудь в домашней библиотеке?

Прочитав несколько рукописных комментариев, я пришла к выводу, что Ману был редкостным остряком. Он придирался, критиковал героев книг и события, но все в таком забавном ключе… у парня определенно был талант к сочинительству. И любовь к чтению, хоть и своеобразная.

Его дневники мои подозрения только подтвердили. В первом, что попался мне под руку, были записи еще десятилетки, но даже они затягивали, так и хотелось узнать, что там с преподавателем по танцам случится на следующей странице, или как кухарка отреагирует на безобидный розыгрыш, ведь у нее такой сварливый характер.

Но я заставила себя унять любопытство и нашла записи постарше. Открыла первую страницу… и дневник вывалился из моих рук. Вместо записей на меня смотрело знакомое лицо в обрамлении кудрявого облака, волосы даже на страницу не уместились. Ману и к рисованию относился с юмором.

Глянув на Адама (он все любовался портретами), я подняла дневник и убедилась, что принадлежал он именно Мануэлю. Тот же слог, тот же ироничный стиль письма – без сомнений, писал он. И почему-то Ману рисовал меня, кроме этого самого первого наброска я нашла еще несколько. Где-то вместо волос на моей голове высился шар, а где-то – вихрь, снежинки или даже щупальца.

Смотрю я на тебя и вижу облако волос

Они везде, они преследуют меня!

А я мчусь прочь, любя. И думаю:

А не задушат ли они меня?

Остроумие на уровне Мартина Ароктийского, а то и выше.

Мои виденья хороши. Были.

Пока не увидел я тебя. Зараза.

Теперь хочу я многого. Мечты!

Но во дворе игрушки ждут. Прости.

Да, он еще и стихи сочинял. И я так часто становилась их адресатом, главным действующим лицом! А если прибавить портреты, вникнуть в смысл… не оставалось сомнений, что Мануэль Даркалл видел меня будучи подростком. Видел своими глазами (или своими видениями), потому что на многих набросках мое лицо было передано до малейших деталей, такие не изобразить по одному описанию.

У близнецов был схожий дар.

И одни видения на двоих?

Я в очередной раз посмотрела на Адама, пытаясь собрать воедино эту разбитую вдребезги картину. Близнецы с видениями, дневники Ману, насмешливость Виктора касаемо будущего… но Адам точно меня видел, нет причин в этом сомневаться. Вряд ли столько подробностей успел ему поведать погибший в подростковом возрасте брат. Тем более, даже в дневниках Мануэля говорилось о непонятных отрывках, лишенных деталей. Как всегда, стоит углубиться в размышления о будущем и видениях, как все путалось до невозможности.

Мануэль мог видеть Адама со мной? Вполне.

А себя? Учитывая раннюю гибель… нет? Или мог. На рисунках я взрослая.

– В дневниках Ману нет ответов, которые меня интересуют, – я подошла к Адаму и встала между ним и семейными портретами. – Ты уже достаточно насмотрелся. Самое время рассказать, почему твой брат рисовал меня.

Адам моргнул и наконец обратил на меня внимание:

– Прости. Но мы сюда не вернёмся. Ты это место никогда не полюбишь, будешь говорить, что в здешних стенах замурованы мертвецы. Но в Эффе тебе понравится. Там всегда солнечно.

– Твой брат.

Неспешным шагом Адам подобрался к окну, оно выходило на синюю бесконечную гладь. Солнце светило ярко, отражалось от воды.

– Недалеко отсюда есть небольшой остров, – начал он задумчиво. – Вон та точка впереди, с утеса видно лучше, чем отсюда… Остров прозвали костяным. Говорят, это не настоящий остров, это останки древнего существа, настолько большого, что глубины целого моря не хватило, чтобы скрыть этого зверя полностью. Такая вот местная история. Мы с Ману были совсем маленькими, к нам в гости приехал кузен, водный маг. Он был подростком и предложил посмотреть на этот остров, местные легенды его заворожили. Родителям мы ничего не рассказали, разумеется, мы о них даже не вспомнили, наперегонки побежали к морю. Кузен превращал воду в твердь под нашими ногами, это было удивительное чувство: вокруг волнуется море, а мы идем по нему пешком, как по земле. Внизу плавает живность… мы шли очень долго, хотя тот остров и видно с берега. Уже стемнело, когда мы ступили на костяную землю, и вскоре стало ясно, что возвращение домой нам не светит – кузен потерял сознание от истощения. Удивительно, что он вообще продержался так долго. Думаю, то был вопрос выживания.

– Вы ночевали на том острове?

– Мы с Ману провели там несколько дней. Без еды и воды. Кузен не приходил в себя и на все попытки его разбудить не реагировал, хотя нам казалось, он дышит… или мы об этом мечтали. Без него возвращение стало невозможным, а, как я отметил ранее, мы в свои планы никого не посвятили. Поэтому поиски затянулись, – Адам, как обычно, рассказывал историю спокойно, словно не с ним все это произошло.

– Так вы получили дар?

– Да. Костяной остров – сам по себе артефакт, и он посильнее, чем тальмариновые пещеры под замком Альмар. Со мной и Ману что-то произошло за те несколько дней, и это не только испытание голодом и жаждой. Что-то иное.

– Тогда Виктор начал писать моему деду, – поняла я. – Он испугался.

– Да, он испугался. Его любимые улыбчивые близнецы поменялись, я стал нелюдимым и много молчал, а Ману… он тоже лучше бы молчал. Он мог быть славным, но чаще был настоящим злом. Много ругался, кричал на всех, его переполнял гнев. Потом все успокоилось, но только на время. И то было обманчивое спокойствие. На самом деле видений становилось все больше, но никто не мог нам помочь с этим. Магию можно контролировать, но провалы в будущее не получалось взять под контроль.