Парик для дамы пик - Анна Данилова

– Да бросьте! Женя ничего не знает. Она ненормальная, ненавидит мужчин, у нее идея фикс, что все мужики сволочи. Терпеть не могу таких баб… Извините.

– Но если она так ненавидит мужчин, то почему же она не бросилась обвинять Пресецкого? А ведь у него, если посмотреть со стороны, куда больше оснований для ревности или даже убийства. Он любил Зою.

– Да он скорее бы убил меня, чем ее. У него бы рука не поднялась. И вообще, Юлия, все это смахивает на бездарный спектакль… я имею в виду Холодкову. Вы бы намекнули ей, что настоящий преступник, возможно, маньяк, разгуливает на свободе, и если убил уже двух ее подруг, то ей надо бы вести себя поосторожнее. Она должна побеспокоиться о собственной безопасности, а не направлять всю свою злую энергию на то, чтобы обвинять первого попавшегося… А вдруг она третья на очереди?

Он словно читал ее мысли.

– Да нет, думаю, сейчас говорить с ней об этом не стоит. Она и так на грани нервного срыва. Хотя то, что вы сказали, вполне может быть реальностью. Вот только не пойму, за что он мог убить их. Что их объединяло? Дружба? Да мало ли кругом подруг?! Почему он выбрал именно их?

– Понять мотивы маньяка-убийцы довольно сложно. Я бы на вашем месте обратил внимание на то, что их обеих постригли, обрили… Согласитесь, что это странно.

– Я прорабатываю эту версию. Но пока все безрезультатно. Николай, а вы не знаете, у Зои был знакомый мужчина, похожий чуть ли не на бомжа?

– На бомжа? – удивился он. – Понятия не имею. Хотя в «Эдельвейсе», куда я иногда к ней наведывался, мне доложили однажды, что ею интересовался один человек, но мне его описали далеко не как бомжа, а как солидного, хорошо одетого господина или что-то в этом духе. Да и какие у Зои могли быть знакомые бомжи? Смешно.

– Солидный, говорите? Хорошо одетый? Это интересно.

Она, пообещав, что перезвонит ему, чтобы назначить встречу, положила трубку. Шубин тоже отключил телефон. Он смотрел на нее, улыбаясь. Похоже, его пусть даже шутливая ревность растаяла без следа после того, как он прослушал их разговор.

– Ну что, Игорек, поехали к Корнилову. Может, он смилостивится и даст нам полистать записную книжку Зои Пресецкой? – Юля искала в себе силы выразить Игорю хотя бы десятую долю той нежности, которая все еще цвела пышным цветом в ее душе, как напоминание о ее страсти к другому мужчине, но так и не найдя, лишь слегка коснулась губами его щеки. – Кто знает, может, ты еще успеешь на московский вечерний поезд…

Корнилов встретил их на удивление спокойно. Даже кофе предложил.

Разливая по стаканам кипяток, он то и дело поглядывал на Земцову, едва сдерживаясь, чтобы не спросить, на самом ли деле она провела вечер тринадцатого октября с Бобрищевым. Но здесь был Шубин, поэтому говорить на эту тему было невозможно.

– Как там Холодкова? Она здесь много рассказала об этом Бобрищеве… Послушать ее, так он без женщины и дня прожить не может. Удивила, тоже мне! Не знаю, как вам, а мне показалось, что она малость с приветом, а, Юля?

– С ней мы еще разберемся, а мы к вам по другому делу. Виктор Львович, дорогой, не в службу, а в дружбу: дайте нам хотя бы на время записную книжку Пресецкой.

– Понятно, – Корнилов придвинул гостям коробку с сахаром и банку с кофе. – Записную книжку, значит. Ну что ж, поищите в ней что-нибудь интересное, если думаете, что это поможет вам. Я лично несколько раз внимательно просмотрел ее, но, кроме телефонов портних, поликлиник, магазинов и прочей ерунды вроде лифтеров и тепловых сетей, ничего не нашел.

– А что вы хотели там найти? Телефон убийцы?

– Хотя бы номера телефонов или адреса знакомых. Володя К., такой-то телефон, к примеру. Как это делают все женщины.

– Я считаю, Зоя была из числа других женщин, тех, кто не держит в памяти телефоны своих любовников. Это ее номер телефона, как мне кажется, до сих пор украшает записные книжки и календари этих мужчин. И этот номер еще долго будет храниться в их памяти.

– А тебе не кажется, что ты заидеализировала эту шлюху? – вдруг не выдержал Корнилов и достал сигареты. – Тебя послушать, Земцова, так все мужики – скоты и кобели, которые только и думают, как завалить бабу, а вот такая б… как Пресецкая – цветок любви! Я понимаю, тебе жалко ее, потому что она была красивая и умела рисовать, но скажи мне, зачем ей было нужно так много мужиков? Почему ты в этой истории видишь только привлекательную сторону и не хочешь видеть правду?

– Какую правду?

– Такую! Она спала с мужиками за деньги, вот какая правда! Ты же была у нее в квартире, причем не один раз. Скажи, чего не имела твоя Пресецкая? Только птичьего молока! Мы проверили ее счета – там около тридцати тысяч долларов! В разных банках. Откуда эти деньги?

– Сколько? Тридцать тысяч? На валютных счетах, что ли?

– Представь себе. И сто тысяч в рублях. Спрашивается, если у тебя так много денег, то зачем тебе работать в вонючей фирме и кормить бездельников?

– Это вы об «Эдельвейсе» навели справки?

– Навел. Обыкновенная посредническая контора. Закупают какие-то пряности, порошки, из которых потом делают безалкогольную продукцию. Я ездил туда, увидел этих дур, которые сидят там за итальянскими дорогими столами и сдувают пыль со своих лакированных ногтей! Львицы! Тигрицы! Смотрели на меня как на моль. Сверху вниз, и это при том, что они сидели, а я – стоял! Мнят из себя… слов нет! Пигалицы! Играют себе в компьютерные игры, получают доллары, а сами через плечо не переплюнут. Работнички золотые.

– Да, видать, достали они вас, – рассмеялся Шубин. – Вы как будто первый раз в подобной фирме были. Но я, если честно, поддерживаю вас в том, что Пресецкая работала там неспроста. У нее там был интерес. Но вот какой?

– Не знаю, – махнул рукой Корнилов. – Я беседовал с ними, задавал дурацкие вопросы, но постоянно натыкался на стену презрения. Быть может, им не понравились мои ботинки? Ведь эти люди встречают по одежке, оценивают, сколько ты стоишь… Зато я там постригся! – вдруг вспомнил он и погладил сам себя по голове. – Одно утешение. А то меня уже домой не пускали нестриженого.

– Не поняла. Где вы постриглись?

– А там же в этом здании, только с другой стороны, есть парикмахерский салон. И хотя туда можно попасть только по записи, меня почему-то постригли. И даже феном уложили.

– Так вы покажете нам записную книжку? – напомнила ему Юля. – Одна голова – хорошо, а три – лучше, сами же говорили…

– Да пожалуйста! – Корнилов достал из сейфа записную книжку и протянул ей. – Читай, изучай. Ты же знаешь, я буду только рад, если ты что-нибудь найдешь.

– Спасибо. – Юля спрятала книжку в сумку. – А что говорят эксперты по части отпечатков пальцев и прочего?

– То, что в этой квартире очень много «пальчиков» оставил ваш господин Бобрищев. Его следы повсюду: в спальне на каретке кровати и дверных ручках, на посуде, зеркалах… Словно он жил там. Но есть и отпечатки пальцев ее бывшего мужа. Я почему позволил отпустить его из-под стражи-то… я про Бобрищева… уж слишком наследил. Человек, совершивший столь тяжкое преступление, постарался бы уничтожить максимум следов. А он пил и ел в этой квартире, мылся-брился и все такое прочее.