Место, названное зимой - Патрик Гейл

– Мы сможем познакомиться поближе, теперь, когда у нас есть время. Долгое путешествие на корабле…

– Господи, Гарри! Послушай себя. Ты совсем мне не нравишься, когда начинаешь умолять. Я бы предпочёл видеть тебя женатым и недоступным. Впрочем, как и всех моих любовников. Двое мужчин не могут жить вместе, как супружеская пара. Это же абсурд, да и какой был бы смысл, если бы они могли? Ведь это же всё равно не семья.

В дверь постучали, и на этот раз подпрыгнул Гарри.

– Одиннадцать часов, это мой ученик, – сказал Браунинг. – Уходи.

– Погоди же, я…

– Уходи, Гарри. Живи долго и счастливо. Больше мы не увидимся.

– Но…

– Я открываю дверь, и, ради всего святого, вытри глаза.

По Джермин-стрит Гарри прошёл на Сент-Джеймс-стрит, добрёл до главной улицы. Зашёл в аптеку, купил маленькую бутылочку настойки опия и, чтобы не выглядеть слишком подозрительно, хорошенькую баночку черносмородиновых пастилок. Свернув за угол магазина, открыл бутылочку, вдохнул – пахло алкоголем и корицей; вспомнил, что нужно развести в воде. Неподалёку располагалась кофейня «Лайонс Корнер Хаус»; зайдя туда, Гарри попросил чашку чая и стакан воды. Чтобы попробовать, добавил в стакан лишь рекомендованную дозу и закрыл крышку.

Вкус был горьким, довольно неприятным, но только таким и мог быть вкус смерти. Гарри представил, как, выбрав время и правильное место – может быть, тихий уголок парка, – выльет в рот всё содержимое бутылочки и проглотит. Насколько хуже будет вкус? И успеет ли он почувствовать?

Волна тепла прошла по всему его телу к голове, и внезапно всё замедлило ход: поток экипажей, лошадей и людей, болтовня, стук фарфоровой посуды, ножей и вилок за столиками вокруг. Казалось, все суставы его тела расслабились, и боль, даже память об этой боли отступила. Он запросто мог бы уронить голову на стол и уснуть.

Тут он заметил толпу, собравшуюся на другой стороне тротуара. Они толкались у окна здания, которое, очевидно, было магазином, но теперь вместо имени владельца на нём висела табличка с большими буквами «Эмиграция в Канаду». Заинтересовавшись, изо всех сил стараясь не глотать слова, Гарри заплатил за чай, оставив на столе бутылочку с настойкой опия, слабо улыбнувшись официанту, кричавшему ему вслед и сжимавшему бутылочку в руке, и перешёл улицу, чтобы взглянуть поближе.

Ему пришлось проталкивать себе путь сквозь толпу. На витрине стояла модель фермы – прелестный деревянный домик с верандой и льняными шторками, окружённый замысловатой копией пшеничного поля; над ним висело объявление, которому Гарри поверил не сразу. Можно получить, гласило объявление, сто шестьдесят акров земли всего за три года проживания в Канаде и небольшой несложной работы.

Он прочитал все объявления, висевшие над обеими витринами – на второй красовалась модель поезда, окружённая мирным стадом одинаковых коров, – затем вошёл, встал в очередь, чтобы поговорить с клерком, и получил яркий листочек о том, как обосноваться на «запредельном Западе». Туда входили сведения о судоходной компании, отправлявшей корабли из Ливерпуля до Галифакса, и список поставщиков снаряжения, которые могут экипировать его в поездку. Один из них находился на другом конце улицы, возле отеля «Савой»; там же располагалась и судоходная компания.

Поставщик, привычный к посетителям такого рода, вручил Гарри список, сильно напоминающий те, по которым его и Джека собирали в школу.

Фрак, прочитал он. Хороший твидовый костюм. Теннисный костюм. Один хлопковый костюм «для отдыха» и сменные брюки для той же цели. Три крепких костюма для постоянной носки. Вельветовые брюки – две пары. Суконное пальто. Тёплая куртка. Макинтош. Халат (полезен как дополнительная тёплая одежда в экстремальных условиях). Фланелевые рубашки – двенадцать штук. Белые рубашки – две штуки. Фланелевые пижамы – четыре штуки. Зимние и летние кальсоны – по четыре пары. Шесть воротничков. Пояс от холеры. Каучуковая ванна. Складной саквояж. Белые галстуки и манжеты. Шерстяной джемпер. Два свитера, лучше гернзейских, для надёжности. Двенадцать носовых платков. Шесть махровых полотенец. Непромокаемое полотнище (большое, наилучшего качества). Пара больших одеял. Плед. Шесть пар парадных перчаток. Три пары рабочих перчаток. Две пары канадских варежек. Несессер с пуговицами, иголками и т. д., включая шорные иглы и вощёную нить. Пара ботинок. Пара сапог. Парадные туфли. Сандалии. Тапочки. Аптечка. Головной убор из шерстяной ткани с начёсом.

Гарри совершенно не представлял себе, чем канадские варежки отличаются от английских, и ощутил смутную тревогу при мысли о том, что ему может понадобиться пояс от холеры, но как бы то ни было, список пробудил в нём приятное ожидание приключения ещё до того, как оно началось.

Если бы Винни знала отвратительную правду, он сбежал бы от неё, придавленный стыдом. Он не особенно верил, что Патти, которую театр и Врядли сделали болтливой, ничего ей не рассказала. Впрочем, от Винни почему-то все старались скрыть плохие новости. У неё сложилась репутация человека чувствительного, поэтому фразы «Не говори Винни» и «Что Винни скажет?» звучали довольно часто.

В тот день, вернувшись домой, держась тише воды, ниже травы, попросив, чтобы ему собрали этот странный комплект вещей и послали в Ливерпуль в большом новом чемодане, а потом вновь отправившись в агентство по делам эмиграции в Канаду, потому что у него возникло к ним множество вопросов, он решил рассказать ей всё.

За завтраком она держалась сдержанно, даже немного шутила, но твёрдое намерение Гарри, точная дата и купленный билет сильно её расстроили.

– Это я виновата, – повторяла она. – Это из-за меня ты уезжаешь. Я недостаточно любила тебя.

– Ты любила меня, как могла, и это было гораздо сильнее, чем я того заслуживаю, – сказал он и ещё несколько раз повторил эту фразу в различных вариациях, но тут рыдания Винни донеслись до миссис Уэллс, и ему пришлось рассказывать всю историю с самого начала. Он ожидал, что мать отреагирует так же, как и дочь, но она восприняла новости совсем иначе.

– Ну, я думаю, это просто замечательно, – сказала миссис Уэллс. – Мужчине не место среди юбок. Живя один, ты кем-нибудь да станешь. Может, даже найдёшь золото. Или нефть! И настреляешь пушных зверей всем нам на шубы!

– Мама, я буду выращивать пшеницу, – уточнил он, – и, может быть, овёс. Я буду фермером.

Но она всё равно осталась при мнении, что это просто замечательно, и в свою очередь сообщила Филлис – сам он боялся это сделать, – что папа отправляется в Америку и станет ковбоем.

Филлис была слишком маленькой, чтобы иметь чёткие представления о пространстве и времени. Родители были либо с ней, либо нет, либо уделяли ей внимание, либо не уделяли. Представив папу ковбоем, она развеселилась, поскольку няня совсем недавно рассказала ей, что коровы говорят «му», но, когда пришла пора ложиться спать, её охватила паника, и она вцепилась в Гарри, рыдая и умоляя не уезжать. Поэтому он, конечно же, соврал ей, что скоро вернётся, велел слушаться маму и не плакать. При этих словах он ощутил в горле чудовищный ком, словно разом проглотил целое яблоко.