Такое запутанное дело. Когда конец близок - Фрэнсис Дункан

– По крайней мере, – заметил Мордекай Тремейн в попытке восстановить утраченные позиции, – вы получаете удовлетворение в достойной оценке при жизни. Вы уже познали успех!

Лицо Адриана Картхэллоу приняло выражение человека, всеми силами хранящего дорогой сердцу секрет.

– Я не похож на вашего идеального убийцу, правда? – произнес он, улыбнувшись. – Мне не приходится скрывать только что созданный шедевр!

Они вышли из студии. Спускаясь по лестнице, хозяин продолжил:

– Всегда сочувствовал несчастным обманщикам вроде Томаса Чаттертона[1]. Юноша вложил в стихи всю душу и огромный талант, а потом не имел возможности назвать их своими, поскольку таким образом признал бы подлог. Бедняга умирал с голоду на чердаке, хотя должен был по праву купаться в золоте и называться гением!

Мордекай Тремейн растерялся. В аргументации Картхэллоу он явственно ощущал логический сбой, но пока не мог объяснить, в чем конкретно заключалось несоответствие. Снова возникло горькое чувство пустоты, испытанное в тот момент, когда Анита Лейн отказалась продолжить беседу и внезапно повесила телефонную трубку. Вероятно, причиной разочарования послужила прозвучавшая в голосе художника особая, не поддающаяся определению нота.

Прежде чем удалось упорядочить мысли, хозяин и гость вернулись вниз, где продолжалась вечеринка. Войдя в комнату, Мордекай Тремейн сразу обратил внимание на перемену общего настроения. Вместо гула голосов, звона бокалов и бренчания фортепиано, составлявших звуковой фон в ту минуту, когда они с Картхэллоу покидали гостиную, сейчас здесь царила неестественная тишина. Все взгляды сосредоточились на хозяйке. Хелен Картхэллоу разговаривала с седым джентльменом, чьи плечи сохранили военную выправку, а фигура осталась статной, несмотря на зрелый возраст.

Едва они вошли, Хелен непроизвольно вздрогнула. Седовласый джентльмен заметил движение и быстро обернулся.

– Адриан… – заговорила миссис Картхэллоу.

В ее голосе послышалось страдание. На лице художника появилось едкое, саркастичное выражение.

– Не ожидал подобного удовольствия, полковник.

Почтенный джентльмен шагнул ему навстречу. Никто не успел остановить его.

– Грязный подлец!

Кулак точно попал в челюсть. От удара Картхэллоу потерял равновесие и попятился к стене. В уголке рта показалась тонкая струйка крови. Полковник явно собирался продолжить избиение, но двое из гостей уже опомнились и схватили его за руки. Картхэллоу достал из кармана белоснежный платок, вытер кровь и лаконично распорядился:

– Отпустите его!

Мужчины неохотно подчинились. Мордекай Тремейн ожидал, что агрессивный незнакомец снова набросится с кулаками, однако тот застыл перед жертвой с лютой ненавистью во взгляде.

– Вы ведете себя глупо, полковник, – спокойно заявил Картхэллоу. – Подобные поступки никогда не приносят пользы.

– Полагаю, вы не готовы уладить дело, как подобает джентльмену? – ледяным тоном осведомился незваный гость.

– На пистолетах? – уточнил Картхэллоу и презрительно усмехнулся. – Не говорите ерунды! Мы не в восемнадцатом веке и не во Франции. А если имеете в виду кулаки, то я вас разделаю всмятку. В свое время я прилежно занимался боксом; к тому же, гораздо моложе.

Мордекай Тремейн стоял и смотрел на отца Кристины Нил. Вмешиваться в ссору не имело смысла: разбираться с оскорбленным в лучших чувствах противником предстояло самому Адриану Картхэллоу.

Полковник Нил вызывал жалость. Не составляло труда понять мотив, побудивший почтенного пожилого человека ворваться в дом художника, выставившего на посмешище его дочь, каким бы наивным и глупым ни выглядел поступок.

Картхэллоу немного подумал и произнес:

– Разумеется, вы понимаете, полковник, что подобным поведением навлекаете на себя судебное преследование. Но я не испытываю желания зарабатывать на вас капитал. Если немедленно уйдете, то готов отказаться от иска.

Полковник Нил молчал. Лицо в полной мере сохранило выражение ненависти, но сейчас он смотрел на врага так, словно сообразил, что попал в унизительную ситуацию, а попытка продолжить наступление закончится позорной дракой. Наконец Нил повернулся, посмотрел на Хелен и с подчеркнутой вежливостью сказал:

– Приношу свои извинения, миссис Картхэллоу.

Ответа не последовало, и в напряженной тишине полковник бесславно покинул гостиную. Молчание длилось несколько секунд – до того момента, как Адриан Картхэллоу приблизился к жене и, словно ничего не случилось, улыбнулся.

– Почему бы тебе не поиграть для нас, дорогая? – предложил он.

Хелен без возражений села за фортепиано. Если не считать легкого румянца, инцидент не произвел на нее впечатления. Длинные тонкие пальцы коснулись клавиш. Светлую грусть Моцарта, ностальгическую печаль Шопена сменила эльфийская меланхолия Грига.

Мордекай Тремейн с наслаждением погрузился в музыку и ощутил острое раздражение, когда нарастающий гул голосов заставил Хелен остановиться. Захотелось встать и открыто осудить дурные манеры гостей, но он понимал, что хозяйка не обиделась, удовлетворившись тем, что исполнила желание мужа и разрядила неловкость, возникшую после устроенной полковником безобразной сцены.

Однако приятная атмосфера вечера уже не восстановилась. Несмотря на попытки Картхэллоу сгладить впечатление, стычка оказалась слишком интригующей и послужила щедрым источником обсуждения для небольших групп, на которые постепенно распалось богемное общество.

Мордекай Тремейн решил найти наиболее безопасную тему для разговора.

– Интересно, что заставляет людей покупать картины? – начал он. – Например, недавно в Лондон приехал американский миллионер Уоррен Белмонт. Что им движет: чистая любовь к искусству или сомнительное понятие, что богатство обязывает иметь в доме картины признанных мастеров?

Но Адриан Картхэллоу не захотел развивать многообещающую тему.

– Белмонт? Не знаю такого.

Он отошел, оставив гостя переживать ощущение очевидного промаха.

Жалость к полковнику Нилу, поступившему, как любящий отец, соседствовала с мыслью о дипломатическом даре Картхэллу: хозяин дома удачно выкрутился из весьма затруднительного положения. Удар был нешуточным, и художник имел полное право ответить тем же. Заметная полнота не скрывала того очевидного факта, что он значительно превосходил пожилого полковника в силе и мог без труда сбить того с ног.

Картхэллоу проявил великодушие, чем моментально обезоружил недоброжелателей, осуждавших портрет Кристины Нил и утверждавших, будто автор искал лишь легкой славы. Ответь он на нападение полковника, и в немедленной известности можно было бы не сомневаться: об этом наверняка позаботились бы газеты. Однако Адриан не воспользовался шансом и позволил инциденту пройти незамеченным.