Отбор для неудачницы - Маргарита Дюжева

Я снова посмотрела на свое несчастное платье. Там, где должны были быть нежные зеленые цветочки, красовались безобразные дырки и грязные пятна. Жалко. Это платье было одним из удобных.

— А с руками???

Ладони исполосованы царапинами, на локтях запёкшиеся кровавые лепешки.

— Я упала.

— Сама? — старушка подскочила ко мне и начала расстегивать маленькие пуговицы на лифе.

— Конечно сама, а как еще? — недоуменно брови вскинула. Меня так просто не уронишь, даже если очень постараешься. Слава богам, не хрупкая веточка, которая чуть что глаза закатывает и в обморок падает, еще и сдачи могу дать. А если догоню, то дважды сдачи.

— Я уж подумала, может, другие невесты до тебя добрались.

— Делать им больше нечего, кроме как за мной охотиться, — платье грязной кучей упало к ногам, я перешагнула через него и побрела в ванну, на ходу распутывая то, что осталось от прически.

— Ты еще не знаешь, что сегодня произошло?

Сегодня день вопросов?

— Понятия не имею. Я как ушла после завтрака, так больше в замке и не появлялась.

Ванна быстро наполнялась. Ромерта плеснула немного розовой жидкости из пузатой бутылочки, и густая душистая пена тотчас расползлась по поверхности воды.

— Ох, — прошипела сквозь зубы, когда горячая вода прикоснулась к ссадинам и царапинам. Тут же зажгло и защипало, от боли даже передернуло, но я все-таки опустилась в ванную по самую шею, и прикрыла глаза. Постепенно боль утихла, оставив после себя тягучую ломоту и пульсацию на поврежденной коже.

— Так что сегодня случилось?

— Двух девушек отправили в лазарет!

— Нагулялись в парке и слегли с простудой? — усмехнулась я, прекрасно зная, что это не так. Из-за чужой простуды Ромерта бы так не обеспокоилась.

— Их сразила какая-то неведомая хворь. Стоило только выйти на свет, как кожа покрылась пузырями. Они тут же лопались и гной тек по лицу, — камеристка сморщилась, словно перезрелый сухофрукт. Ее заметно передёрнуло.

— Жуть какая.

— Бедняжки так кричали. Так плакали. Их увели в лазарет, и наш лекарь по секрету сказал мне, что шансов быстро поправиться у них нет. У них, похоже, гнойная злотница — заболевание незаразное, но мерзкое. Лечится долго — пару недель, как минимум. И потом еще месяц девушкам нельзя будет выходить на прямое солнце. На отбор они точно не вернуться.

— Как же они заболели? Что-то сорвали в саду? Понюхали?

— Нет. Заболеть злотницей можно только если принять внутрь нектар маргенты. Очень редкое снадобье, — Ромерта выразительно на меня посмотрела, — случайно попасть в еду не могло.

— Кто вылетел?

— Лея и Тея.

Вчера за обедом одна сидела слева от Люси, другая справа.

С тихим вздохом я прикрыла глаза и ушла с головой под воду, надеясь смыть с себя этот день и все неприятности, которые он с собой принес.

Утром пришел молоденький слуга и с гордым видом передал мне очередной конверт с гербом Ралесса.

— Наконец-то! — проворчала, разрывая бумагу.

В этот раз нам заранее не сообщили, где и во сколько будет проходить второе испытание, поэтому я с шести утра была на ногах и в полной боевой готовности – одетая, причесанная и немного злая, из-за того, что голодная.

Быстро развернув сложенный в четверо лист, я прочитала вслух:

— Большой двор. В десять часов.

Больше на листе ничего не было, и я без сожаления выбросила его в мусорную корзину.

— Большой двор — это где?

— За первой парковой полосой, — Ромерта, которая пришла ко мне ни свет ни заря, махнула рукой в неопределенную сторону.

— И что там?

— Конюшни, вольеры с диковинными животными.

— Понятно, — я пошла в гардеробную.

— Что ты задумала? — старушка посеменила следом.

— Надо переодеться. В таком платье нечего делать на конюшнях. А в такой обуви и подавно, — я вытащила из шкафа любимые коричневые брюки.

— Они мужские! — ужаснулась Ромерта.

— Они удобные, — равнодушно отозвалась я, натягивая их под пышное платье и переобуваясь. Потом глянула на себя в зеркало, чтобы убедиться — под шелками и оборками ничего не видно. Если юбки выше головы не задирать, то никто и не догадается.

Чтобы запихать рубашку в маленькую сумочку пришлось изрядно потрудиться. Камеристка только смотрела на меня, прижав руки к груди, будто ее вот-вот разобьет сердечный приступ.

— Зачем тебе все это?

— Испытание кто готовил? Жених?

— Да.

Так я и знала, женишок ничего хорошего придумать не мог.

— Держу пари, нас ждет что-то грязное и скорее всего, по его мнению, что-то весьма унизительное. Надо быть готовой ко всему.

— На отборах так не делают!

Я вспомнила надменного блондина и усмехнулась.

— Может, и не делают. Но только не в этот раз. Я уверена, Нольд постарался. Придумал для себя развлечение.

— Не может быть! — камеристка была искренне возмущена моим предположением, — он таким заниматься не станет.

Похоже, моя служанка души не чаяла в сынке наместника, и была готова защищать его с пеной у рта. Может она его бывшая няня? Привыкла к тому, что он милый и нежный мальчик, а на деле вымахал самодовольный бугай с дурным манерами.

Спрашивать напрямую не стала, решив, что со временем потихоньку все выясню.

— Я не буду спорить. Если правы вы – я останусь в платье, — указала на свой наряд, — если все-таки права я, то от платья придется избавляться. Я не хочу сломать себе шею, запутавшись в подоле.

Ромерта мою затею не одобрила — это было видно по тому, как негодующе подрагивал ее острый, выпяченный вперед подбородок, но смолчала.

Я тем временем ухитрились рубашку скрутить плотным рулетом и затолкать в сумочку. Все, к испытанию готова, чтобы там не придумал заносчивый жених.

Как всегда, когда на горизонте появилась крепкая задача, во мне проснулся спортивный интерес. Мне уже хотелось победить не только ради замужества и золота, но и ради самой победы. А то, похоже, кое-кто белобрысый слишком высокого мнения о своей драгоценной персоне, пора опускать на землю.

Наученная горьким опытом вышла из комнаты почти за час до соревнований. Ромерта снова вызвалась меня проводить, и я не стала отказываться.

Опять на пути попались другие претендентки. Люси, как всегда, улыбалась, изо всех сил изображая дружелюбие, хотя на ее счету уже две поверженные соперницы. Натаэлла презрительно морщила нос, у нее пока только одна «победа». Клер хмуро молчала. Другие тоже были торжественно собраны, разодеты, причесаны, с румянами на щеках и чернеными ресницами, и, похоже, кроме меня больше никто не прел, нацепил под платье плотные грубые штаны. Может я перестаралась в своих подозрениях? Но что-либо менять было уже поздно.